16 Увидеть Пермь и умереть
* * *
И опять сработал закон парных случаев. Не успел я вернуться из Парижа, как улетел в наш город Пермь. Пожалуй, только количество букв в названии этих двух городов и начальная буква “П” их объединяют. Кстати, в Перми мне рассказали забавную историю. Впрочем, в ее достоверности я не уверен. Вот она. Один известный московский дизайнер (мне называли даже его фамилию) предложил при въезде в город поставить арку в виде этой самой буквы “П”. А что? Это и ворота, и окно, и порт, и мост… Да мало ли ассоциаций может возникнуть. Но у кого-то эта идея вызвала однозначные и совсем не хорошие параллели. Человек этот, воспринимающий мир через призму своих комплексов, напомнил мне героя старого армейского анекдота, который все время думал об одном и том же. После этого рассказа буква “П” стала периодически всплывать в моем сознании. Например, в меню ресторана при гостинице, в которой я жил, было написано: “Яичница с томатами”. А где же, подумал я, родное для нашего уха слово “помидор”? Не из-за первой ли буквы это слово подвергли гонениям?
В Перми я, кстати, получил несколько гастрономических удовольствий. Ел я там исключительно пельмени (“П”). Конечно же, под водочку. Пельмени с редькой и капустой; пельмени с телятиной и говядиной с капустой же; пельмени со щукой и с сальцом и пельмени с судаком. Но вершиной моего пельменного загула были пельмени с тестом из шпината со щукой. Все пельмени были маленькими, и все, что называется, hand made. Песня (“П”), а не пельмени.
Вспомнились мне в Перми пельмени советские, слипшиеся. Блекло-розово-белая пачка разрывалась, и оттуда вываливался замороженный комок. Один пельмень от другого отделить было практически невозможно. Они были “все вместе”! В этом прослеживалась мощь СССР. Все вместе и все в кипяток! Всплыли – вынимай! Это правило я хорошо запомнил. Что-то в нем было от утопленников. Но под водку те, советские, бесформенные пельмени шли тоже совсем неплохо.
Около пермского Театра оперы и балета стоит памятник Пастернаку (“ПП”). Внизу табличка – “От компании «ЛУКОЙЛ» в честь 80-летия пермской нефти. 2009 г.”. Смотрит Борис Леонидович на здание “ЛУКОЙЛа”. Здесь – без комментариев. “Я понял жизни цель и чту / Ту цель, как цель, и эта цель – / Признать, что мне невмоготу / Мириться с тем, что есть апрель…” Да, действительно, был апрель. И цель “ЛУКОЙЛа” была вполне понятна. А четверостишье в этом случае я бы закончил строчкой раньше: “Признать, что мне невмоготу…”
А в Театре оперы и балета я попал на премьеру (“П”) балета “Жизель” Лионской оперы. Героиня в постановке Матса Эка не умирает, а попадает в психиатрическую (“П”) больницу. “Вам это будет интересно, Андрей Георгиевич…” Это был намек на то, что я в прошлом психиатр. Действительно, такого наслаждения я давно не получал. Не шучу.
А в Пермской художественной галерее живут деревянные боги. Это уникальная пермская скульптура поражает (“П”) своей выразительностью и искренностью.
Небольшая очередь из бабушек на улице стояла в магазин с вывеской “Массажные кровати”. “Продвинутые бабушки”, – подумал я. А вот другая вывеска – в мою коллекцию “миров”. “Мир офисной мебели”. Вот уж в каком мире я никогда не хотел бы оказаться. Впрочем, и в “Мире паркета”, и в “Мире плитки”, и в “Мире обоев”, и даже в “Мире фанеры” не хотел бы оказаться.
Еще в Перми есть зоопарк с террариумом на территории кладбища при бывшем кафедральном соборе. Мой мозг, жадный до такого абсурда, звал меня туда, но ноги отказывались его слушаться.
Одна моя знакомая рассказала мне, как она в первую ночь в Перми, куда переехала из Петербурга жить к сыну, открыла окно в весну. И от чудовищного львиного рыка остолбенела, а у ее домашней кошки поднялась шерсть дыбом. Видимо, кошка услышала что-то знакомое из своего далекого кошачьего прошлого.
“Что это, сынок?” – “Не волнуйся, мама, у нас под окнами зоопарк”.
Из Перми я увозил в рюкзачке чугунного трехкилограммового Ленина, сидящего на чугунной же лавочке, купленного на рынке старья. Лоб у чугунного Ленина сильно увеличен и как бы нависает над нижней частью лица. Вождь в расстегнутом нараспашку пальто, в сильно укороченных брюках и в каких-то детских ботиночках развалился на лавочке.
Мой рюкзачок в аэропорту просветили. Спросили: “Что у вас там?” – “Там у меня Ленин, – ответил я. – Он маленький… Еще”. И меня с маленьким чугунным Лениным пропустили.
* * *
Иудеям, христианам и мусульманам, считающим себя крупными знатоками истории и религии, этим рейсом можно не лететь. Чтобы не губить свои нервные клетки, которые, как известно, не восстанавливаются. А оставшихся в меньшинстве с удовольствием приглашаю в полет.
Как-то я расстался с Родиной всего на три дня и улетел в Тель-Авив. Летел я компанией “Эль Аль”. Здесь необходимо сказать, что в самолете кормили котлетами! Нет-нет, это были не разогретые обычные самолетные котлеты. Это были котлеты нежные, приготовленные как будто бы одной общей еврейской бабушкой. Вот какие это были котлеты. Они были маленькие – но какие! Я помню их до сих пор.
Кстати, представителем “Эль Аль” в России на тот момент был русский, ну, то есть еврей, но русский. Да еще полковник ВВС. Причем полковником ВВС он был в СССР. Как-то я с ним выпивал, и он рассказал мне такую историю. Однажды командир приказывает каждому по очереди выходить из строя и называть свое имя, год рождения и национальность. Александр стоял одним из первых. Ну, он выходит и говорит все как есть, как приказал командир. Мол, Александр такой-то, лет столько-то, еврей. Командир ему: “Встал в строй, вышел, нормально сказал имя, фамилию, год рождения, национальность”. Он выполняет приказ и говорит то же самое. Командир недоволен. “Так, шутить будешь на гауптвахте. Вышел третий раз, последний”. Все повторилось. Командир, обращаясь к строю: “Вы что, издеваетесь? Запомнить всем! Евреи маленькие и в очках. А этот лоб разве еврей?” Надо сказать, что Александр был человеком двухметрового роста и в плечах где-то так же, наверное.
В общем, улетел я в Тель-Авив, откуда быстро перебрался в Иерусалим, он же Ирашалем, он же Элия, он же Урушалем и еще семьдесят названий, в переводе на русский означающих “Святой город”, “Совершенный город”, “Город мира”. Правда, за этот “Город мира” крови пролилось немерено. В Иерусалим не въезжают – в Иерусалим поднимаются. В прямом и переносном смысле. Я поднимался в этот город не один раз, и каждый раз я узнавал здесь что-то новое, и ощущение, что это самое странное место на земном шаре, не покидало меня. Я убежден в том, что каждый человек должен хоть раз здесь побывать. Иерусалим ум в порядок приводит, при всем, казалось бы, абсурде окружающего.
Ну например. Оказывается, что наш московский Георгий Победоносец, сын византийского рыцаря, похоронен в городе Лоде, что по дороге из Тель-Авива в Иерусалим.
Оказывается, во время раскопок английского кладбища времен Первой мировой войны в Иерусалиме обнаружили могилу офицера по имени Гарри Поттер, и теперь туда образовалось свое паломничество.
Оказывается, ключи от храма Гроба Господнего, главной христианской святыни, столетиями хранятся в одной арабской семье, владеющей землей, на которой расположен храм. Глава этой семьи, живущий в тот или иной отрезок времени, открывает и закрывает двери храма каждый день. А на ночь в храме остаются четыре священника – армянский, греческий, католический и коптский.
Оказывается, существуют арабы-христиане и русские-иудеи. Под Воронежем была такая деревня Александровка, где жили, как их называли, русские евреи, потом всей деревней они переселились на Святую землю.
Оказывается, фамилии Украинский, Молдавский и даже Русский – еврейские. В XVIII веке, когда в состав Российской империи вошли Украина, Молдавия и Польша, труднопроизносимые еврейские фамилии заменяли на привычные для русского уха.
Оказывается, иерихонская труба – это полый витой рог горного барана.
Оказывается, улица Старого города, идущая от главных, Яффских ворот, называется “улица Старика Хоттабыча”.
Оказывается, в Иерусалиме, в русском квартале, который Никита Сергеевич Хрущев променял на апельсины, есть бар “Путин”. Но когда я там был, бар, к сожалению, оказался закрыт. На бумажке было написано: “Не стучите, иначе мы вам вообще не откроем!”
Оказывается, в Израиле нет конституции, а есть свод законов о правах человека. Конституция будет, но тогда, когда все евреи мира соберутся на Святой земле. Но если хоть один еврей выскажется против нее, конституцию не примут.
