Руководил ею канадец Мак-Альпин. Он легко собрал 96 человек, в числе которых были и дамы. Я тоже поставил доллар, но мне сразу не повезло, так как вынутый мною 64-й номер приходился на ночь. Дело в том, что, разделяя сутки на 96 четвертей часа, счет обыкновенно ведут с полудня до полудня; следовательно, некоторые четверти часа приходятся на ночь. Обладатели этих последних имеют очень мало шансов на выигрыш, так как лоцман почти никогда не приезжает на корабль ночью. По я не особенно огорчился этим.
Вернувшись в зал, я узнал, что вечером состоится лекция известного миссионера на тему о мормонизме. Это меня очень заинтересовало, тем более что я слышал о господине Хатче как о прекрасном ораторе.
Вывешенное в этот день объявление гласило следующее:
Широта 42º 32 Долгота 51º 59 Курс: 354 мили.Около трех часов показался большой четырехмачтовый корабль. Это была „Атланта“, одно из тех огромных судов, которые ходят между Лондоном и Нью-Йорком с остановкой в Бресте. Обменявшись с ним приветствиями, мы скоро потеряли его из виду.
Дэн Питферж сообщил мне не без досады, что лекция Хатча отменена благодаря нашим пуританкам, не желавшим, чтобы их мужей посвящали в тайны мормонизма.
К четырем часам небо прояснилось, море успокоилось и корабль больше не качало. Казалось, что стоишь на твердой земле. Такое благоприятное положение корабля дало возможность пассажирам устроить бега, заменив лошадей чистокровными шотландцами.
Весть об этом быстро распространилась, и со всех сторон стали сходиться спортсмены и зрители. Англичанин Мак-Карта был назначен комиссаром. Шесть матросов претендовали на первый приз „ГрейтИстерна“.
„Бульвары“ представляли собой беговой ипподром. Состязающиеся должны были три раза обежать вокруг корабля, сделав таким образом около тысячи трехсот метров, — дистанция довольно значительная! Скоро все трибуны были переполнены публикой, вооруженной биноклями. Дамы были в нарядных туалетах. Пестрая, оживленная толпа представляла чрезвычайно интересное зрелище.
Фабиан, капитан Корсикан, доктор Питферж и я уселись все вместе как раз против столба, от которого бега начинались и где они заканчивались.
Со всех сторон стали завязываться пари. Огромные суммы ставились просто по внешнему виду состязающихся. Я с беспокойством заметил Гарри Драке, который громко разговаривал, не допуская никаких выражений. К счастью, Фабиан, поставивший тоже несколько фунтов, довольно равнодушно относился ко всему окружающему. Он был все так же задумчив и молчалив.
Между бегунами было двое матросов, особенно обращавших на себя внимание публики. Один из них, шотландец из Дандн по имени Уилмор, маленького роста, худой, очень живой, с широкой грудью и блестящими глазами, считался фаворитом. Другой же, ирландец О'Келли, длинный, как беговая лошадь, по словам знатоков, подавал больше надежды на успех, нежели Уилмор, Большая часть публики ставила на него, я тоже хотел присоединиться к большинству и рискнул несколькими долларами, но доктор остановил меня.
— Ставьте на маленького, — сказал он. — Уверяю вас, что большой „не породист“.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил я.
— Я хочу сказать, — отвечал совершенно серьезно доктор, — что он „нечистокровный“. У него, может быть, и есть рысь, но он скоро сдаст. Шотландец, напротив, породист. Посмотрите, как он прямо держится и какая у него широкая, гибкая грудь; видно, что он много упражнялся в беге на месте, то есть перескакивая с ноги на ногу и делая таким образом двести движений в минуту. Ставьте на него, уверяю вас, что вы не раскаетесь.
Я последовал совету доктора и поставил на Уилмора. Кроме этих двух матросов было еще четверо, но они вовсе не заслуживали внимания.
Бегуны выстроились в ряд; затем по сигналу, данному комиссаром, и под громкие крики „ура“, они пустились бежать. Знатоки сейчас же заметили, что Уилмор и О'Келли были профессионалы, тогда как остальные только любители. Слегка наклонив корпус вперед, прижав к нему локти и высоко подняв голову, они спокойно двигались, не обращая внимания на опередивших их соперников. На них не было никакой обуви. Пятки их не касались земли, и они, видимо, старались сохранить полную соразмерность движений.
На втором круге Уилмор и О'Келли, все время шедшие по одной линии, опередили своих утомленных соперников. Эти последние тяжело дышали и наглядно доказывали справедливость аксиомы, повторяемой доктором:
— Бегают не ногами, а грудью. Крепкие икры иметь хорошо, но крепкие легкие — еще лучше!
На предпоследнем повороте публика стала поощрять своих фаворитов криками „ура“ и „браво“, раздававшимися со всех сторон.
— Вы увидите, что выиграет Уилмор, — сказал доктор. — Посмотрите, как свободно он дышит, тогда как его соперник запыхался.
Действительно, Уилмор был совершенно спокоен, О'Келли же выбивался из последних сил, чтобы не отставать от своего соперника. Вот они миновали рубку, пробежали мимо люка, ведущего в машинное отделение, и, наконец, мимо столба.
— Ура! Уилмор! — кричали одни.
— Ура, О'Келли! — не унимались другие.
— Уилмор выиграл!
— Нет, они пришли вместе.
В действительности выиграл Уилмор, опередив своего соперника почти на полголовы, что и было подтверждено комиссаром. Спор долго не прекращался. Державшие за ирландца, особенно Гарри Драке, утверждали, что произошло „dead head“, что бега эти недействительны и что следует начинать сначала.
В это время Фабиан, подойдя к Гарри Драке, холодно сказал ему:
— Вы не правы, милостивый государь. Победил, конечно, шотландский матрос.
— Что вы сказали? — угрожающим тоном спросил Драке.
— Я сказал, что вы не правы, — спокойно ответил Фабиан.
— Ну да, конечно, вы за Уилмора, потому что вы на него ставили.
— Я ставил, как и вы, на О'Келли, — возразил Фабиан: — Я проиграл и потому плачу.
— Милостивый государь, — воскликнул Драке, — вы, кажется, собираетесь меня учить!
Не успел он окончить фразы, как Корсикан вмешался в спор и, желая привлечь на себя внимание Драке, наговорил ему резкостей. Но этот господин, очевидно, хотел иметь дело только с Мак-Эльвином и потому, как бы не замечая Корсикана, снова обратился к Фабиану.
— Вы, сударь, кажется, нуждаетесь в заступничестве ваших друзей? — сказал он с саркастической улыбкой.
Фабиан побледнел и бросился к Гарри Драке, но я удержал его. Приятели этого негодяя, в свою очередь, подбежали и увели его.
— При первом удобном случае я дам пощечину этому грубияну, — спокойно сказал Мак-Эльвин, спускаясь с нами по лестнице.
