Церковь, особенно католическая, определяла общественные нравы, развод разрешался законом, но считался предосудительным и добиться развода было весьма непросто. Аборты были под запретом и оставались источником заработка полуграмотных фельдшеров. Нация задыхалась в тесных объятиях сурового пуританизма, который сами австралийцы иронично окрестили «нашенским благочестием». Цензура свирепствовала («Улисс» Джеймса Джойса и «Любовник леди Чаттерли» Д. Г. Лоуренса были запрещены — последний за «насаждение разврата» — и эти книги приходилось ввозить в страну контрабандой). Аборигены не имели даже австралийского гражданства, не говоря уж об избирательных правах. В языке отражались самые разные предрассудки, и иммигрантов награждали обидными прозвищами — «бежками» (беженцами), «балтами», «итальяшками», «испашками», «голлашками», «фрицами»…
Политические комментаторы окрестили это десятилетие «унылыми пятидесятыми». Возрожденной консервативной партии (она получила известность под наименованием «либеральная» и её возглавил ярый англофил Роберт Гордон Мензис, объявлявший себя «британцем до шнурков ботинок») удалось сыграть на растущей истерии «холодной войны» и подвергнуть нападкам лейбористскую партию за связи с коммунистами. Правда, попытка Мензиса объявить компартию вне закона на референдуме провалилась. Когда из-за роста безработицы либеральное правительство едва не пало, Мензис решил проводить более умеренную политику, стараясь не раздражать крайние политические фланги избирателей. В 1955 г. в лейбористской партии произошел раскол, и она утратила власть на 17 лет. Австралия плавно вошла в период, известный под названием «Глубокий сон».
«Развитие» стало государственным лозунгом — повсюду на улицах были вывешены плакаты, призывавшие к миру, процветанию и прогрессу. Даже вторжение рок-н-ролла из Соединенных Штатов, казалось, не извлекло общества из спячки. В то время, правда, возникло несколько мятежных групп вроде «боджиз» (мужчины) и «виджиз» (женщины), которым хватало наглости на такие возмутительные поступки, как групповые прогулки на мотоциклах или танцы под Элвиса Пресли, но это была буря в стакане воды. Другой нонконформистской группой стали сиднейские «смутьяны», свободомыслящие сторонники послабления общественной морали, которые засиживались в кафе и пивных и злословили в адрес душного обывательского мирка. Они сочиняли стихи и песни, и хотя в основном это были мужские «тусовки», на них появлялись и две замечательные дамы — Жермена Грир, автор «Женщины-евнуха» и Лилиана Роксон, автор первой австралийской «Рок-энциклопедии».
Кинохроника тех дней сегодня кажется гимном шовинизму, расизму и сексизму. Пивные закрывались не позднее 18.00 — из-за этого в стране возникло так называемое «шестичасовое пьянство», когда мужчины после окончания рабочего дня вваливались в пивные за несколько минут до закрытия и выхлестывали столько спиртного, сколько успевали (женщин в пивные не допускали). Делать ставки вне ипподрома тогда запрещалось, так что букмекеры собирались в подпольных рюмочных, где спиртное можно было купить «из-под прилавка» в любое время. Впрочем, в «унылые пятидесятые» была одна положительная черта: среди индустриально развитых государств Австралия была тогда единственной страной с равномерным распределением доходов.
Каждый год тысячи молодых австралийцев уезжали на «большую экскурсию» в Лондон и в Европу — повидать мир и расширить свой кругозор, чего сидя дома, даже несмотря на либеральную иммиграционную политику государства, сделать было невозможно. И их за это трудно было осуждать.
Так что в 1960-е гг. лондонский Эрлс-Корт стал как бы австралийским гетто. Эстрадный певец Рольф Харрис начал свое восхождение к славе со шлягера «Приятель, поймай мне кенгуру». исполненного им в местном клубе, здесь же в Лондоне раскрыли свой талант Барри Хамфриз, Клайв Джеймс и Роберт Хьюз. Лучшие художники и писатели страны — Патрик Уайт, Жермена Грир и Сидней Нолан стали экспатриантами. В то время казалось, что в далекой «стране Оз» ничего существенного не происходит.
«Сытые 60-е». Тем временем Австралия стала преображаться: из примитивной аграрной страны (население в основном занималось разведением овец и крупного рогатого скота и выращиванием пшеницы) в страну с развитой легкой промышленностью. Между 1940 и 1960 гг. количество фабрик удвоилось, и впервые в истории Австралии широким слоям населения стали доступны холодильники, стиральные машины, пылесосы и автомобили.
К середине 1960-х Австралия вступила в период небывалого процветания, и австралийцы, подобно американцам, наслаждались самым высоким в мире уровнем жизни. Это была также самая урбанизированная страна мира, где три четверти населения проживало в больших городах, причем более половины городского населения — на восточном побережье.
Связи со старой родиной ослабли после того, как Великобритания вошла в состав ЕЭС, бросив Австралию на произвол судьбы. Образовавшийся экономический вакуум заполнила торговля с США и Японией. В 1951 г. после создания военного блока АНЗЮС возникли тесные связи между Австралией, Новой Зеландией и США. В 1948 г. «Дженерал моторс» выстроил в Австралии первый автомобилестроительный завод и начал производство легкового автомобиля «Холден». Его успех был символом процветания 1950-60-х — он соединил американские финансы, европейскую рабочую силу и богатый потребительский рынок Австралии. Аналогичным образом вытеснение «Дженерал моторс» в 1980-е гг. «Фордом» и японскими автомобилестроителями было связано со спадом в отечественной промышленности.
Тем временем стремительно менялась и структура австралийского общества. В начале 1960-х количество «белых воротничков» (служащих) впервые превзошло численность «синих воротничков» (промышленных рабочих), а затем стало увеличиваться стремительными темпами. Эта быстрорастущая социальная группа как правило жила в комфортабельных домах в пригороде, имела личные автомобили, телевизоры, банковские счета и голосовала за либералов. Австралия, долго считавшаяся пролетарским раем, — «последним оплотом эгалитарной демократии», как назвал её один американский историк, почти незаметно превратилось в общество господствующего «среднего класса».
Но даже в условиях процветания судьба Австралии у многих вызывала чувство горечи. Дональд Хорн написал книгу с ироническим названием «Счастливый край» — о стране, которая отказалась от своих богатых возможностей и лучших эгалитаристских традиций ради самодовольной сытости. Исконный австралийский идеал «общинности» сменялся иными идеалами, а вместе с этим изменялся и австралийский национальный характер.