Благодаря в основном козодоям, а отчасти и другим животным, дорога казалась ночью гораздо оживленнее, чем днем, а днем интересного встречалось крайне мало. Центральная Бразилия не изобилует большим количеством легко заметных животных, и это обстоятельство делало немногие подобные встречи столь характерными и памятными. Путешественники, знакомые с богатым ассортиментом диких животных, которые разгуливают, скажем, на равнинах Восточной Африки, должны были изменить свою шкалу оценок и в соответствии с ней получать удовольствие при виде одной лисицы или комбинации трехпалых и четырехпалых отпечатков следов тапира. Здесь им приходилось смотреть гораздо внимательнее, и вознаграждение за это они получали по новой шкале.
Наконец, примерно через пять часов после переправы на пароме через реку Шавантина и через два часа после приема горячего, крупинками, кофе, приготовленного по рецепту Жералдау, путешествию наступал конец. Последний козодой прыгал в сторону от дороги, и еще одна группа ученых прибывала к месту назначения. Каждый прибывший думал, что он действительно проделал очень долгий путь. Лишь впоследствии он осознавал, насколько близко он находится от города Бразилиа, той отправной точки, которую покинул неделю назад. Даже небольшой самолет пролетел бы это расстояние меньше чем за три часа.
Вскоре после выбора места лагерь начал функционировать. Его сооружение в основном следовало проверенному временем правилу, что лучше всего придерживаться местных обычаев, что проще всего делать так, как принято здесь. Кабокло Центральной Бразилии, по происхождению наполовину негр, наполовину европеец, а возможно, также и отчасти индеец, большую часть своей жизни живет обычно в таких же домах, какие были построены в лагере. Краеугольные столбы, у которых наверху было вырублено треугольное углубление, делали из срубленных в лесу деревьев и зарывали их в землю. В углубления наверху клали горизонтальные шесты, затем такие же выемки вырубали в жердях, предназначенных для каркаса крыши, и прибивали их гвоздями.
Для того чтобы покрыть крышу, времени требовалось больше, поскольку для этого нужно было найти пальмы Бурити, срубить их, обрубить огромные пучки листьев, удалив у каждого дерева растущую верхушку (весьма пригодную для изготовления веревок), и доставить все это в лагерь. Фактически способ сплетения листьев, то есть разделение каждой пальмовой ветви и последовательность их соединения, был индейским, как мы узнали об этом впоследствии, когда входили или, вернее, ныряли в первый из увиденных нами индейских домов. Такая крыша сослужила нам хорошую службу, не пропуская солнца и дождя, лишь изменив с течением времени свой цвет с темно-зеленого до светло-коричневого.
У лагеря была и своя идиллическая сторона. Зачастую первым утренним звуком был крик длиннохвостых попугаев, гонявшихся друг за другом, или же три визгливые ноты piya, две высокие и одна низкая. Восход солнца в лесу лишен той внезапности и четкости, которым он отличается, когда виден горизонт, здесь он протекает незаметно, и день становится постепенно теплее. Над нашим лагерем висело чувство безвременности, горячей и постоянной. В небе набухали огромные облака, а само оно всегда казалось больше обычного.
Здесь всегда было шумно. Цикады заводили свою песню в положенное для них время и затем не прекращали ни на минуту этот характерный для них треск. Колибри подлетали неизвестно откуда, на мгновение зависали у ярко-красного цветка, а затем исчезали в колышущейся зелени. Отряд коричневых блестящих муравьев сновал по какому-то растению, разделывая его листья и веточки на куски транспортабельных размеров и сбрасывая эти куски другим муравьям, которые утаскивали их по своим проторенным дорожкам, через упавшие деревья и под листьями, к крохотному входу в их подземную общину. Соседнее отверстие, столь же крохотное, служило выходом для потока крылатых термитов, покидавших свое жилище и улетавших с одинаковой скоростью и в одном направлении.
Наконец солнце нисходило с выси ослепительного могущества, слишком близкой к зениту, ненадолго появлялось в виде огненного шара вблизи горизонта, затем исчезало, и наступала долгая тропическая ночь. Широкая лента Млечного Пути, намного более яркая в Южном полушарии, расстилалась подобно радуге, а привычная для нас Большая Медведица, перевернутая наоборот и незаметная, указывала вниз на Северное полушарие, лежащее где-то под окружающим горизонтом из деревьев.
Была у лагерной жизни и другая сторона, гораздо менее идиллическая. Время дня, а также то или иное место в лесу или на открытой серрадос можно было с большой точностью определять, обращая внимание на то, какие насекомые были самыми неистовыми в это время. Легче всего было заметить слепней — из-за того, что хоботок у них размером с иглу шприца. Они любят тень и, конечно, кровь. Длина слепня несколько больше одного сантиметра, они родственны слепням и оводам, известным повсюду, но не мухам цеце, имеющим аналогичные повадки. Наилучший способ защиты от них состоит в том, чтобы носить толстую одежду или идти под открытым солнцем.
В толстой одежде человек потеет, и над ним со всех сторон начинают роиться потовые пчелы, меньших размеров, чем медоносные пчелы, но аналогичной внешности, с висячей третьей парой лапок. К счастью, они не жалят, как и многие другие разновидности пчел еще меньших размеров, которые любят забираться человеку в ноздри. Правда, кроме этого есть много пчел, которые жалят. Смахивая с себя пригоршню потовых пчел, можно потревожить обычную медоносную пчелу, которая немедленно жертвует своим жалом и своей жизнью, и тогда вы осознаете свою ошибку. Еще имеются осы, которые могут причинять — и причиняют — сильную боль, прокусывая кожу, и, если их небрежно смахнуть, они, не колеблясь, начинают жалить.
Если сидишь спокойно, меньше потея при этом, то привлекаешь к себе внимание мельчайших плодовых мушек, или acolupterae. Они попадают в глаза, но не случайно: глаза привлекают их к себе. Пока извлекаешь из-под век их смоченные слезами тельца, другие мушки той же породы, преодолевая преграду из волос и серы, залезают в уши, создавая сильный вибрирующий звук на барабанной перепонке или возле нее. Такое двойное нападение может превратить нормальных людей в идиотов, беспорядочно машущих руками, у которых глаза слезятся, в ушах гудит, а ноздри и рот оказываются тоже уязвимыми для нападения. Конечно, размахивание руками и другие энергичные жесты, отпугивающие насекомых, заставляют вспотеть, вследствие чего прилетают новые полчища потовых пчел. К счастью, подобные нарушители спокойствия встречались местами или, скорее, не были распространены повсеместно, и из зоны их пребывания можно было уйти.
