— Шляпы, — проговорил он. — Дайте подумать... Да, — здесь его приветливый лик озарился улыбкой открытого удовлетворения. — Да, да, да! Вроде бы есть — шляпы! Но скажите, скажите мне, почему вы спрашиваете об этом?
Джордж разъяснил, что ему необходимо дорожное кепи, причем не просто так — ему необходимо «хорошее кепи».
Лицо человека потухло.
— Ах! — воскликнул он. — Тогда, боюсь, вам не ко мне. Если бы вам было необходимо плохое кепи... Да еще за тройную цену... Которым только и можно что вытирать окна... Тогда я бы нашел как раз то, что нужно. Но хорошее кепи... Нет, таких мы не держим. Хотя минуточку, — продолжил он, заметив, как разочарование расползается по выразительному лицу Джорджа. — Не торопитесь. Есть у меня одно кепи, — он подошел к ящику и открыл его. — Это, конечно, не хорошее кепи... Но и не такая дрянь... Как весь остальной мой товар.
Он протянул на ладони кепку.
— Ну как?.. Сойдет?..
Джордж примерил ее перед зеркалом и, выбрав еще одну фразу, ответил:
— Это шляпа подходит мне достаточно хорошо. Однако скажите, считаете ли вы, что она мне к лицу?
Коротышка отступил и оглядел Джорджа орлиным оком.
— Откровенно, — сообщил он, — что это так, сказать не могу.
Он отвернулся от Джорджа и обратился к нам с Гаррисом.
— Красоту вашего друга, — сказал он, — я бы назвал ускользающей... Она присутствует, но как бы и незаметна. В этом кепи, мне представляется, она незаметна.
Здесь Джордж решил, что с коротышкой шутки пора заканчивать. Он заключил:
— Сойдет. Еще опоздаем на поезд. Сколько?
— Цена этого кепи, сударь... Хотя, по-моему, оно и половины того не стоит... Четыре шиллинга шесть пенсов. Прикажете завернуть в желтую бумагу, сударь? Или в белую?
Джордж сказал, что заберет товар в явном виде, заплатил четыре шиллинга шесть пенсов серебром и вышел. Мы вышли за ним.
На Фенчерч-стрит мы сторговались с нашим возничим на пяти шиллингах. Он отвесил нам еще один подобострастный поклон и попросил напомнить о себе австрийскому императору.
В поезде мы сопоставили свои наблюдения и согласились, что проиграли со счетом 1:2. Джордж, который был явно разочарован, выбросил книгу в окно.
Багаж с велосипедами благополучно был на борту, и ровно в полдень, с отливом, нас понесло по течению.
Необходимое отступление, предваряемое историей с назиданием. — Привлекательный аспект этой книги. — Журнал, который не пользовался успехом. — Его хвастливый девиз: «Поучение с развлечением». — Вопрос: где обучение, где развлечение? — Популярная игра. — Экспертное заключение по английскому законодательству. — Еще один привлекательный аспект этой книги. — Избитый мотив. — И еще один привлекательный аспект этой книги. — В каком лесу жила дева. — Описание Шварцвальда.
Есть история про одного шотландца, который влюбился в девушку и захотел взять ее в жены. Как весь свой народ, он, однако, был осмотрителен. В своем кругу он отметил, что многие в целом обещающие союзы приводили к беспокойству и разочарованию целиком по причине ложной оценки женихом или невестой воображаемого совершенства партнера. Он вынес решение, что в его собственном случае никакого крушения идеалов не произойдет. Поэтому его предложение приобрело такой вид:
— Я гол как сокол, Дженни. У меня нет для тебя ни денег, ни земли.
— Ах, но ведь есть ты сам, Дэви!
— Сам-то, Дженни, сам, да вот сам — нищий бестолковый чурбан.
— Нет, нет, а сколько других еще хуже тебя, Дэви!
— Не знаю, милая, не знаю... И знать не хочу.
— Пусть муж не красавец, Дэви, зато не будет болтаться по девкам, и дома все будет спокойно.
— Даже не думай, Дженни, даже не думай. Не всё же одним индюкам пестрым кур топтать! Я с детства за каждой юбкой таскаюсь. Ты от меня натерпишься, так и знай.
— Но у тебя доброе сердце, Дэви! И ты ведь меня любишь, я знаю!
— Люблю-то, Дженни, люблю, да вот не знаю, сколько еще пролюблю. Да и сердце-то у меня доброе только когда все по-моему и никто меня не выводит. А так я просто как черт — спроси вон у матушки у моей, это у меня в отца, видать, бедного. И чем дальше, тем хуже.
— Ну, это ты слишком так про себя, Дэви. Ты парень честный. Я тебя лучше тебя самого знаю, ты и хозяин хороший.
— Может быть, Дженни, может быть, да вот водится за мной кое-что... Несладко жене придется, когда муж только и смотрит в бутылку. Чуть виски запахнет — у меня глотка как у лосося. Лезет, лезет, и все мне мало.
— Но ты ведь такой милый трезвый-то, Дэви!
— Милый-то, Дженни, милый — если не лезет никто.
— Но ты ведь не бросишь меня, Дэви? Будешь работать?
— Бросить-то вроде не брошу, только насчет работы даже не заикайся — я про работу даже думать не могу.
— Но ты ведь постараешься, Дэви?.. Священник вон говорит, выше себя не прыгнешь...
— Постараться-то постараюсь, да вот толку что, Дженни? Даже если и постараюсь, много не выйдет, не думай. Мы все слабые грешные твари, Дженни, а что до меня — таких поискать еще.
— Ну ладно, ладно, зато на язык ты не врун, Дэви! Вон сколько парней, наврут девчонке бедной с три короба, а потом слезы! Ты со мной, Дэви, честный, я, наверно, пойду за тебя... А там будет видно.
О том, что там оказалось видно, история умолчала, но понятно: пенять на товар женщина не имела права ни при каких обстоятельствах. Пыталась она или нет — женщины не всегда распоряжаются языком в соответствии с логикой (да и мужчины, коли на то пошло), — сам Дэви должен был быть спокоен, сознавая, что ни один упрек им не заслужен.
Я хочу быть столь же искренним с читателем этой книги.
Я хочу добросовестно выложить все ее недостатки. Я не хочу, чтобы кто-нибудь пребывал в заблуждении насчет этой книги.
Никакой полезной информации в этой книге не будет.
Всякий, кто подумает, что с помощью этой книги сможет совершить турне по Германии и по Шварцвальду, скорее всего, потеряется еще не добравшись до Нора. И это не самое страшное, что с ним может случиться. Чем дальше от дома он окажется, тем только в большие неприятности попадет.
Быть источником полезной информации — не мой конек. Это убеждение досталось мне не от природы, оно явилось ко мне с опытом.
На заре своей карьеры журналиста я работал в одной газете, предтече многих очень популярных современных изданий. Мы гордились тем, что совмещали поучение с развлечением. Что надо было считать поучением, а что развлечением — читатель определял сам.
Мы давали советы людям, собирающимся жениться, — серьезные, обстоятельные советы, которые, если бы им кто-то следовал, превратили бы наших читателей в предмет зависти всего женатого мира.
