Андрей как раз стоял и смотрел на один из бульдозеров, как тот внезапно исчез, а на его месте взметнулся к небу черный фонтан, как если бы бульдозер наехал на мину. Когда Андрей добежал к месту происшествия, он увидел, что машинист, целый и невредимый, сидит в кабине, а сама кабина торчит из ямы, заполненной мутной волнующейся водой. Все стало ясно – углубляясь, бульдозер оказался на крыше одной из подземных галерей, на своде тех самых «монастырских подвалов», подобные которым Андрей недавно видел изнутри. Свод не выдержал, и кусок потолка вместе с машиной ухнул в заполненную водой галерею, так что фонтан воды выглядел, как взрыв. Работа на полигоне вновь осложнилась – проваливаться в глубокие ямы не было полезно ни для технического состояния машин, ни для здоровья водителей. Пришлось снова менять тактику, подрезать эти изрытые поля с краев, постепенно обрушивая и придавливая. При этом масса пустой глины неизбежно проваливалась внутрь галерей, смешиваясь с золотоносными песками. В будущем пески, оставшиеся в стенках и колоннах галерей придется подавать на промывку вместе с провалившейся глиной, и разделить их было никак нельзя.
Да и сколько их оставалось, этих песков? Андрей хорошо знал, что золото содержится в них неравномерно, где-то больше, где-то меньше, и африканские старатели хорошо отличают на глаз богатые участки от бедных. Много раз на глазах Андрея они тыкали пальцем и говорили: «Здесь есть золото», а потом, показывая на такой же с первого взгляда грунт, говорили: «А здесь нет!» Взятые на промывку пробы неизменно показывали, что они правы. Очевидно, то же самое делали их предшественники под землей – брали не все, что придется, а то, что повкуснее, оставляя то, что похуже, поскольку все равно надо было что-то оставлять, чтобы потолки не обрушились. Так что по объему пески были взяты процентов на пятьдесят, а по золоту, может, и на все девяносто. Это опрокидывало всю разведку, все расчеты и всю экономику. Правда, в некоторых местах старатели почти не тронули пласт, но потому и не тронули, что в этих местах он был тонок и беден. Андрей доложил новости в столицу и получил стандартный ответ: работайте, как запланировано, и посмотрим, что получится.
Наконец, пришел день начала промывки, день, в артелях всегда волнующий и праздничный. Смотреть на сам процесс промывки всегда интересно. Мощная струя воды на столе промывает кучу песков, которую услужливо подает бульдозер, размытый грунт с урчанием всасывается в отверстия стола и потом шумным водопадом вытекает с другой стороны, оставляя кусочки золота на ковриках прибора. Первый день промывки на участке отбоя нет от желающих подержать тяжелую рукоятку монитора, направить струю, куда требуется. А на следующее утро начинается веселый азарт съемки золота с прибора. Обработка, взвешивание, и вот на доске в столовой пишется цифра дневной добычи. Все довольны – пришло время возмещения за труды…
Здесь, в африканской саванне все пошло совсем иначе. Точнее, не все. Что касается работы, все было в порядке. За пару недель они с Николаем сумели добиься объемов промывки, которые было бы не стыдно показать в любой артели. А вот золота с прибора снимали раз в пять меньше, чем планировалось, да и то, честно говоря, брали неизвестно откуда, настолько бедной была смесь, подаваемая на приборы. Андрей всячески старался ее очистить, отделить по возможности от мусора, иногда это удавалось и тогда съемки росли, но все равно оставались далекими от желаемых.
Одна проблема, непростая для России, в Сонгае решилась на удивление просто – проблема превращения золота в деньги. Как только деньги требовались, на участок въезжал мотоцикл с местными торговцами золотом, отцом и сыном. Сын сидел за рулем, у отца на спине висела тульская одностволка, а под мышкой он держал деревянный ящик с весами. В карманах их просторных бубу находилась любая требуемая сумма. А продавать приходилось практически всю добычу: зарплата сонгайцев и русских, горючее и смазка, питание, метные платежи и всплывающие старые долги съедали все, а, если что-то оставалось, прилетал Алиевич и забирал. Не было речи о накоплениях на ремонт изнашиваемой техники и тем более о погашении начальных расходов на добычу.
– Зачем мы работаем – говорил Андрей Алиевичу – мы тратим больше, чем получаем, и изнашиваем технику.
– Работайте – отвечал Алиевич – остановиться будет дороже, чем продолжать. Одни увольнения с положенными по закону компенсациями знаешь, сколько будут стоить?
Андрей знал. Трудовое законодательство Сонгая отличалось невероятной благосклонностью к наемному работнику. Процедура увольнения, особенно по отношению к специалистам, требовала огромных компенсаций, доходящих до выплаты зарплаты на три года вперед. Разумеется, сами сонгайцы этих законов и не думали соблюдать. Хозяин по-отечески платил работнику, сколько считал нужным и когда считал нужным, а работник в условиях окружающей нищеты и безработицы был на все заранее согласен. Закон отыгрывался на иностранных компаниях. В каждом райцентре была специальная трудовая инспекция, куда мог пойти обиженный работник. За гонорар в половину отсуженной компенсации трудовые инспектора впивались в компании, как вампиры.
Еще один вопрос заставлял Андрея сильно беспокоиться. Был разгар сухого сезона, и запас воды в прудах уменьшался с каждым днем. Многократно использованная вода становилась все грязнее, переставала как следует размывать грунт, и золото убегало с прибора. Воду требовалось обновлять, а ее нехватало, и надеяться можно было только на начало сезона дождей. Пока, вот уже несколько месяцев, погода была абсолютно однообразной. С утра солнце вставало на безоблачном небосклоне, проходило через зенит и вечером на безоблачном небосклоне опускалось, не потревоженное ни единой тучкой. Впрочем, небо было хоть и безоблачным, но не всегда ясным. Харматан, ветер, часто дующий зимой из Сахары, нес с собой тонкую, неощутимую на ощупь пыль, отчего небо из синего становилось серо-стальным, солнце тускнело, превращаясь в диск, вырезанный из фольги, и все вокруг бледнело и обесцвечивалось. Ветер дул днем, по ночам было тихо, и пыль садилась на землю. Несмотря на закрытые окна и двери, в комнатах по утрам все было покрыто пылью, так что столы, бумаги, одежду каждый день приходилось вытирать и чистить. В январе и феврале по ночам было даже прохладно, в марте жара снова усилилась, впрочем, до сезона дождей оставалось уже недолго.
Алиевич по рации постоянно подгонял Андрея:
– Вы там думайте, думайте, на то вы и специалисты. Еще чуть-чуть, и предприятие станет рентабельным. Придумайте что-нибудь. Нельзя так все загубить, слишком много вложено.
