238
Кюстин совершенно точно воспроизводит слухи, распространявшиеся в обществе; ср. в отчете III Отделения «о внутреннем состоянии и крестьянском движении в связи с пожарами» летом 1839 г.: «Общее мнение относило злоумышленные действия к полякам» (Крестьянское движение. С. 349).
Песталоцци Иоганн Гейнрих (1746–1827) — швейцарский педагог, филантроп, пропагандист и практический устроитель школ для народа; хотя его теории уступали в фантастичности и универсальности теориям французского философа и экономиста Шарля Фурье (1772–1837), разрабатывавшего подробные планы переустройства на разумных основаниях всего общества, оттенок утопичности был свойствен и им.
Информацию об истории Троице-Сергиевой лавры Кюстин мог почерпнуть в кн.: Schnitzler. Р. 96–97.
См.: Segur. Р. 290–291 (кн. VII, гл. I); у Сегюра, впрочем, указание на исключительное мужество десятилетнего Петра отсутствует; напротив, стоящие на его стороне воины чудом спасают отрока от смерти.
Почти дословное воспроизведение рассказа Шницлера (см.: Schnitzler. Р. 99).
Ср.: «Прежде в монастыре жило триста монахов; теперь их не больше сотни» (Schnitzler. Р. 101).
Комментарий Греча: «Маркиз уверяет, будто, несмотря на его настоятельные просьбы, ему не захотели показать библиотеку Троицкого монастыря, а переводчик будто бы сказал ему, что ее осматривать запрещено. Быть может, так оно и было. Однако ж в 1833 году побывал я в монастыре в обществе г-на Бьюкенена, американского посланника, и г-на Герреро, секретаря португальского посольства, и нам с величайшей предупредительностью показали библиотеку» (Gretch. Р. 87).
По старому стилю 6 августа.
Станцы — парадные залы Ватиканского дворца, росписями которых прославился Рафаэль.
Этот пост занимал с 1834 по 1842 г. Константин Маркович Полторацкий (1782–1858), с 1818 г. женатый на Софье Борисовне, урожденной княжне Голицыной (1796–1871). Полторацкий, произведенный в 1812 г. в генерал-майоры, командовал в 1813 г. Нашебургским и Апшеронским полками, отличился при блокаде и взятии крепости Торн и в Лейпцигской битве; под Шампобером взят французами в плен и отправлен в Париж; освобожден лишь после занятия столицы Франции союзными войсками. Сын Полторацкого Борис Константинович (1820–1880) был в 1839 г. подпоручиком лейб-гвардейского гусарского полка. Ср. описание визита к Полторацким в письме Кюстина к г-же Рекамье из Нижнего Новгорода от 3 сентября 1839 г.: «Я вхожу в элегантную гостиную и вижу там два десятка человек, находящихся в родстве с хозяином дома; они назначили друг другу свидание в этом городе. Первое, что я слышу, это вопрос, как поживает Эльзеар <де Сабран, дядя Кюстина> и сочиняет ли он басни. Выясняется, что жена здешнего губернатора — урожденная княжна Голицына, что у нее есть пять или шесть весьма любезных сестриц, состоящих в родстве с парижской госпожой Эдуар де Комон, и наконец, что гувернанткой их всех была госпожа де Нуазвиль, ближайшая подруга моей бабушки. Она — побочная дочь госпожи де Водрей; женщина исключительно острого ума, она сообщила всему дому, всей семье, всему краю тон записок госпожи де Жанлис. Семейство это расспросило меня обо всех любезнейших жителях Парижа, следовательно — о вас» (цит. по: Cadot. Р. 220; пользуемся случаем исправить неточность в публикации этого письма: речь в нем идет не о госпоже, а о господине де Водрее; благодарим за эту информацию, а также за биографические сведения о г-же де Нуазвиль ее потомка г-на Филиппа Мартине). Альбертина де Нуазвиль (урожд. де Фьерваль; 1766 — не позже 1842) была побочной дочерью Жозефа Иасента Франсуа де Поля Риго, графа де Водрея (1740–1817), приближенного королевы Марии Антуанетты и любовника ее ближайшей подруги герцогини де Полиньяк. В Петербург г-жа де Нуазвиль приехала, по-видимому, около 1795 г., а с начала 1800-х гг. (не позднее 1804 г.) сделалась воспитательницей в семействе Голицыных. Г-жа Эдуар де Комон — урожденная княжна Голицына (см.: РО ИРЛИ. Ф. 309. № 127. Л. 30.). Княжна В. И. Туркестанова, близко знавшая г-жу де Нуазвиль, считала, что «княгиня Голицына очень счастлива иметь при своих дочерях такую особу, как г-жа де Нуазвиль: она в совершенстве изучила их характеры и воспитывает всех троих так, чтобы они не знали горя» (письмо к Ф. Кристину от 24 ноября 1813 г.; РА. 1882. № 3. С. 61; ориг. по-фр.). См. также о г-же де Нуазвиль и одной из ее воспитанниц (упоминаемой Кюстином ниже, на с. 266) в воспоминаниях М. Д. Бутурлина: «Татьяна Борисовна Потемкина, тогда в цвете юной, но болезненной красоты, отправлена была медиками, по причине угрожавшей ей чахотки, сначала в Швейцарию, после чего она провела одну или две зимы во Флоренции и совершенно выздоровела. Неразлучно при ней находилась бывшая ее гувернантка, старая француженка г-жа Ноазвиль [sic!], преумнейшая и забавнейшая особа» (Русский архив. 1897. Кн. 1. С. 630). Вторично Кюстин виделся с четой Полторацких и госпожой де Нуазвиль, «умной воспитательницей всех князей Голицыных» (А. И. Тургенев — НЛО. С. 121) в январе 1840 г. в Париже, где те были проездом (см.: Tarn. Р. 514–515).
Ср. характеристику, данную Эльзеару де Сабрану английской писательницей леди Морган. За обедом в одном из особняков парижского квартала Шоссе-д'Антен леди оказалась рядом с господином, «который, хотя и был уже не молод, не утратил от этого чрезвычайной приятности в обращении. Я не расслышала его имени, когда нас представляли друг другу, но тон его, манеры, возраст, весь облик позволяли безошибочно определить принадлежность к старинной знати. Однако же, поскольку он не нападал на меня так беспощадно, как нападали в 1820 году многие другие аристократы, я принялась беседовать с ним более свободно. Разговор оживился, и я встала из-за стола, очарованная новым моим знакомцем, который, не стремясь прослыть острословом, показался мне человеком весьма просвещенным и наделенным весьма острым умом. Многие темы, затронутые нами в разговоре, могли бы послужить поводом для всплеска горьких сожалений или даже ярости, для выражения тех злобных предрассудков, которые столь затрудняли мне пребывание в смешанном парижском обществе в 1816 году. Тем не менее ничего подобного я не услышала; мой собеседник обошелся без обличительных речей, без ссылок на чистоту убеждений, без саркастических замечаний насчет вещей и людей, одним словом, не произнес ни единого слова, которое могло бы смутить благовоспитанного англичанина, привыкшего к нашей политической атмосфере, ныне столь спокойной, столь безмятежной» Новым знакомцем, пленившим леди Морган, как раз и оказался граф Эльзеар де Сабран, «наследник Лафонтена, сын блистательной графини де Буфлер» (Morgan S. La France en 1829 et 1830. P., 1830. T. 1. P. 97).
