Солнце палит, согревая желтую воду. На пологих берегах тянутся в небо эвкалипты, пасутся козы и круторогие коровы зебу. «Гиппо, гиппо!» — вскакивает вдруг со своего места Бамана. И вправду, метрах в сорока по правому борту из воды показывается огромная голова. Бегемот, между прочим, символ Мали, в Бамако даже скульптура такая есть: внушительных размеров «речная лошадь» на постаменте. В огромную розовую пасть травоядной лошадки — третьего по величине млекопитающего после слона и носорога — заглянуть не удается. Как это у Маршака? «По целым дням из водоема он не выходит — там свежей...» Не обращая на нас внимания, гиппо фыркает, пару раз ныряет и скрывается из глаз — пастись на дне Нигера.
Свидание с марабу
— Хотите взглянуть на селение бозо, увидеть, как живут рыбаки? — свернув с фарватера, капитан воткнул пинассу в берег.
В Мали бозо традиционно занимаются рыбной ловлей. Нигер — рыбная река, даже летом, когда она пересыхает, местные жители не остаются без улова. В рыбацких селениях часто стоят легкие хижины, которые можно разобрать и вновь поставить выше или ниже по откосу в зависимости от уровня воды в реке. А некоторые семьи круглый год кочуют в поисках богатых мест.
Там, где мы оказались, хижин не было. К берегу сбегали уже привычные глиняные постройки, в глубине возвышалась небольшая мечеть. Облепленные детьми, мы поднялись по пологому взгорку. Впереди в вибрирующем от зноя воздухе растворилась дверь; ступивший на улицу человек в ярком сиреневом облачении оказался сыном живущего в селении марабу. Марабу в Мали — духовный авторитет, наставник и судья. Говорят, он и будущее предсказать может. «И с ним можно встретиться, вот так запросто?» — Кивок: разумеется.
В темноватой, без окон, комнатке с выходом во двор мужчин усаживают на циновку, пододвигая мне единственное здесь кресло. Марабу появляется не сразу, видимо, мы в приемной. А вот и он. Входит, опираясь на руку сопровождающего. Сухощавый девяностолетний старец обликом похож на Махатму Ганди; темное до полу платье, маленькая красная шапочка, крепкое рукопожатие. Яркие внимательные глаза на подвижном лице — к вашим услугам... В висок барабанит финальная фраза из «Пикника»: «Счастья для всех — и пусть никто не уйдет обиженным!» В конце концов, все идут за этим — к нему...
— Скажите, а вы сами, — вопрос отчего-то сжимает горло, — что делает счастливым вас? — с французского на бамбара, затем на арабский, пауза, опять по-арабски, Амаду переводит с бамбара, ну же!!!
— Мали очень бедная страна, — звучит ответ марабу. — И все же ко мне за советом идут люди с Восточного побережья Африки...
До селения близ Мопти с побережья Индийского океана пять-шесть тысяч километров. Значит, и в самом деле знает, если люди не страшатся пути... Жаль, о себе не спросила — когда еще попадешь к марабу?
Сириус совсем близко
На плато Бандиагара, у его подножия и по склонам живут догоны — самая загадочная из народностей Мали. В 30-е годы прошлого столетия французский этнограф Марсель Гриоль начал изучать их происхождение, историю и быт, но с тех пор ученые так и не нашли однозначных ответов на вопрос, откуда взялось это необычное племя. Одни приписывают ему родственные связи с древними египтянами, другие ищут его корни на крайнем западе, откуда догоны будто бы бежали от насильственной исламизации. У них самих — своя версия, свои легенды. Наиболее красивые из них связывают появление предков с небесными светилами, а точнее, со звездой Сириус, самой яркой в созвездии Большого Пса (кстати, название «догоны», вероятно, имеет английский корень — Dog Star — «Звезда Собаки»). Сами догоны называют себя «Детьми Бледного Лиса», как, согласно мифу, звали их звездного отца.
Так или иначе, это — народ древний: о людях, живущих под стенами плато Бандиагара, африканские караванщики стали упоминать еще с XII века. Сегодня «пришельцы с Сириуса» ведут жизнь мирных земледельцев: выращивают лук, просо, чеснок и хлопок, ткут ткани. В своих селениях они сохранили обычаи и традиции, поверья и праздники, которые до сих пор притягивают на плато ученых, путешественников и туристов.
Доктор Напо и его папа
Плато Бандиагара — уступ протяженностью около 150 км и высотой 500— 600 м. Пешком сюда добираться сложнее; машиной до крупного селения Санга можно доехать за пару часов. Сельскую гостиницу видно издали; она стоит на возвышенности, и с площадки у входа единственная здешняя улица кажется проспектом: ее ширину подчеркивают невысокие, в один-два этажа, дома и гигантские баобабы. Осмотреться в одиночку не получается — пришельца без сопровождения следует опекать...
— Мадам из Франции? — худощавый мужчина в просторном платье явно готов стать моим гидом. — Из России... — Добро пожаловать! — звучит в ответ по-русски.
Уже к концу путешествия авторы вдруг осознали, что за все это время ни разу не слышали плача маленьких детей. За маминой спиной малышу спокойно и уютно
В России учился не сам Бубакар Напо, а его брат, живущий теперь в Бамако. От дяди младшему сынишке Бубакара досталось «звание» — двухлетний малыш именуется не иначе, как «доктор Напо». Он уже бегает, но мама все же частенько привязывает его к спине, где «доктор» засыпает, — отличный способ унять живого любопытного мальчугана. У Балкисы и Бубакара шестеро детей, старшей девочке-школьнице — двенадцать.
— Жаль, Мамаду сегодня нет, — говорит Бубакар. — Он настоящий бандит, тебе понравится. И учиться любит...
С девятилетним Мамаду я познакомлюсь на следующий день: перебегая крохотный дворик, он ввинтится мне под руку со словами: «Привет! Это меня вчера не было! Хочешь, покажу свою тетрадку?» — Тетрадка выглядит основательно: хорошая оценка заверена печатью, рядом — примечание учителя: «Работает пока не в полную силу, может лучше».
Все домашние хлопоты достаются женщине. Балкиса трудится без устали: налить кашку-болтушку доктору Напо, подмести здесь, вымыть там, поставить на огонь просо. Присела с гостьей — и тут же взяла иглу, яркая портьера с вязанными крючком цветами-аппликациями, за которой скрывается вход в комнату, — ее рук дело. Быт скуден, здесь рады простым вещицам: кусочку душистого мыла, швейным иглам, блокнотикам, ручкам. Но гостя всегда встретят стаканом воды и пригласят к ужину, подсвечивая фонарем, если на дворе темно...
Бубакар показывает мне Сангу: вон там — луковые поля и дамба, тут — колодцы, по воду, конечно, ходят женщины; вот здесь, в семье Доло, жил Гриоль; а это тогуна — низкий навес, под которым собирается местное вече. Тогуна — постройка функциональная: толстый слой соломы на крыше сохраняет прохладу, а низкий потолок не позволяет вскакивать на ноги в пылу закипевших страстей.
