24 сентября окончилась четвертая неделя плавания. Прошел 3887 миль со средней скоростью 138,6 мили в сутки. Изменил своему правилу не пить до вечера. Выдался безумный день, и я то и дело ставил и убирал паруса, но удержать “Джипси мот” на курсе не удалось! Окончательно взбешенный, оставил ее на произвол судьбы и спустился в каюту для позднего ленча или раннего чая, как хотите! Выпил джин с лимоном и съел последний кусочек шотландского чедера, лучшего сыра, какой я только знаю! Кончилось и сливочное масло. Оставил напоследок английский сорт, и это масло ничуть не прогоркло, выдержав испытание тропиками.
Опять не ладилось с автопилотом! Штуртросы, идущие к румпелю, износились, и я с трудом натянул новые. Казалось, что укрощаю полуобъезженную лошадь, на которой нет узды. Возился с центральным направляющим блоком штуртросов, добиваясь улучшения работы. Беда заключалась в том, что, как только я добирался до кормы, “Джипси мот” прежде всего упорно старалась стряхнуть меня в воду и начинала скакать по волнам, пробуя выбить мне все зубы. Затем она поворачивалась по ветру, и приходилось мчаться к румпелю, чтобы не пойти задним ходом и не очутиться в плену стихий. Снова пытался установить связь с Кейптауном, но мощный женский голос заглушает все на нужных волнах в эфире”.
В воскресенье 25 сентября меня разбудили настольные часы, упавшие на живот. Это заставило немедленно приняться за работу. “Джипси мот” шла спокойно, и хотя набежали массивные черные тучи, их было немного. Распустил рифы на гроте и поставил большой генуэзский стаксель вместо меньшего. Затем принялся за работу, которую долго откладывал, — за сортировку яиц.
Больше я не мог выдержать: либо источник зловония полетит за борт, либо я сам отправлюсь туда. Опорожнил ящик и отобрал битые и тухлые яйца. Очень их жаль. Пленка из пчелиного воска, которой по совету одного приятеля перед упаковкой покрыли часть яиц, ни к чему хорошему не привела: желтки присохли к скорлупе, на некоторых яйцах выступили черные пятнышки, очевидно плесень изнутри. Тем не менее я приготовил омлет из двух яиц, отделив черные пятна, и получилось довольно сносно. Беда с этим продуктом заключается в том, что все мы чувствуем тошноту при малейшем подозрении и склонны считать яйцо протухшим, когда оно еще вполне пригодно в пищу. Вычистил ящик, выкинул все побитые и явно протухшие яйца, а в остальном пришлось надеяться на лучшее.
К этому времени каждую ночь дул ветер, достигавший примерно 6 баллов. Я заметил, что к полудню барометр падал на два-три деления, а затем с наступлением темноты поднимался. В эту воскресную ночь ветер дул как обычно, и я подумывал о том, выдержит ли такелаж, ведь яхта шла под всеми парусами. Судно стало сильно колотить о волны, когда ветер достиг 6 баллов, но я решил, что он дует из-под темной тучи, проходившей над головой, и вскоре ослабеет. Без крайней необходимости очень не хотелось менять паруса, поэтому оставил все как было, и дело пошло на лад. Температура заметно понижалась по мере продвижения к югу, и я стал спать под шерстяным одеялом.
Идти в свежий ветер было очень неприятно. Большие валы внезапно задерживали ход яхты, и она разворачивалась в наветренную сторону, как будто ее “форсировал” автопилот. Мне казалось, что именно это и происходит, и я перестраивал автопилот немного больше по ветру. Определенно недоставало обезьяны и слона в качестве дополнительной команды: обезьяны, чтобы управляться со снастями при крене 35° и более, а слона как рулевого, когда “Джипси мот” теряла управление при шквале.
Ночью в понедельник, 26 сентября, я уютно устроился в своей койке, погруженный в похождения Мегрэ и “Длинной Жерди”, когда на корме раздался сильный удар. Вдруг заполоскал грот, очевидно что-то сломалось в автопилоте, поскорее выскочил на палубу, но погода не позволяла находиться наверху без спасательной амуниции. Почувствовал облегчение, убедившись, что всего-навсего лопнул один из штуртросов румпеля. Снял оттяжку спинакера и поставил в качестве штуртроса, надеясь, что если старый лопнул, то новый обязательно выдержит. Из-за сильного ветра и большой зыби повозиться пришлось немало. Все-таки мне удалось закончить работу, но, когда я улегся на койку, одолела такая сонливость, что глаза смыкались сами собой. Долго поспать не пришлось: волны так трепали “Джипси мот”, что я не мог лежать. Опять поднялся на палубу, убрал грот, и только после этого позволил себе немного отдохнуть.
Встал через пару часов и хотел подняться наверх, чтобы поставить грот, но решил сначала выпить чашку горячего шоколада. Пока я потягивал шоколад, ветер усилился до 25 узлов, так что пришлось поставить малый стаксель и отказаться от грота. Что же касается лично меня, то этим утром мог наступить конец моего приключения: я едва избежал неминуемой, хотя и довольно нелепой гибели. Погода была по-прежнему свежей, и “Джипси мот” сильно бросало. Я направился в носовой гальюн, причем дверь дважды распахивалась настежь и мне приходилось толчком закрывать ее. Вдруг дверь снова распахнулась, с силой хлопнула о переборку, ударила меня ручкой в лоб и сбила очки. Удар пришелся на два дюйма выше глаза и почти оглушил меня. По странной случайности очки не пострадали, а на порез достаточно было положить дезинфицирующую мазь. Но мое спасение все же казалось чудом. Подумать только, что могло случиться, если бы ручка попала мне в глаз, предварительно разбив очки!
Большой проблемой на следующий день стало бритье. Воспользоваться настенным зеркалом, висевшим в носовом гальюне, при таком крене оказалось невозможно, так как нельзя было встать в нужную позицию. Пришлось бриться в каюте над ведром, сидя на диванчике с зеркальцем в руках. Упоминаю об этом только потому, что многие считают, будто в плавании под парусами достаточно взять бритву, чтобы побриться, и удивляются, почему это яхтсмены такие неряхи!
Прочные подшипники автопилота начали немного постукивать, и я стал беспокоиться за работу всего устройства. Уж очень много в нем было дефектов.
Несмотря на старание, с каким я сортировал яйца, в ящике происходило что-то неладное. В каюте стояла невыносимая вонь, и пришлось вынести ящик в кокпит, где нашлось для него свободное местечко в кормовом люке. Четырнадцать дюжин яиц, испорчены они или нет, довольно несподручная поклажа, а в бурном плавании бывает так трудно обеспечить бережное хранение. Боюсь, что этот громоздкий багаж уронили еще по дороге на судно или перед отплытием. Как бы то ни было, вонь, несомненно, исходила главным образом, если не исключительно, от треснувших яиц. Их судьба была предрешена. Поколебавшись еще пару деньков, я, изнемогая от усиливавшейся вони, выбросил ящик в океан, проводив его грустным взглядом. Вот он превратился в еле заметную точку, а яхта уходила все дальше. Не часто приходится выкидывать за борт отобранные из 14 дюжин лучшие яйца. Какой убыток!
