Совершенно не понимаю, почему в течение пары последующих лет, пока не были развернуты мощные горные работы и вся эта часть пещеры не была оборудована деревянными лестницами и балконами, никто с этой полочки не улетел. Скальных крючьев не было, а без них устроить из веревки хотя бы элементарные перила не удавалось. Полочка закруглялась, и была узкой, покатой и скользкой, а зал — достаточно велик, чтобы идущие в связке сдернули друг друга и долетели до низу прежде, чем веревка, привязанная у конца полки, успела бы натянуться. Когда мы в 1988 году после многолетнего перерыва опять воспользовались этим входом (к тому времени в пещеру было пробито еще два), оборудование, выстроенное самоцветчиками, уже сгнило и порушилось, и мы попробовали идти по старинке. После того как в колодец улетело две сепульки и чуть не улетел один человек, пришлось потратить почти сутки на битье крючьев и навеску всевозможных перил — жить-то хочется. А всякие антраша, считавшиеся в молодости нормой, теперь уже выглядели разновидностью русской рулетки.
* * *
За полкой случилась развилка. Тот объем, по которому мы до сих пор шли, несмотря на внушительные размеры, оказался не главной галереей пещеры, а небольшим боковым притоком. Главная галерея проходила здесь — с мощными глиняными холмами, намытыми когда-то прежде протекавшей рекой, с такими объемами, что хоть на подъемном кране разъезжай, и — пустая. Как в Кап-Кутане. То есть без единого натека.
Сначала нам не повезло. Привычка в любой пещере по возможности двигаться по течению подземной реки привела в единственную часть пещеры, полностью лишенную всяких украшений. Но оригинальную. Колоссальных размеров зал, начавшийся сразу за развилкой, противоречил всем нашим представлениям о том, что в пещерах бывает, а чего не бывает. Обычно, если объемы маленькие, то они и есть маленькие, а если уж большие, то по всем направлениям большие. Сама идея зала с плоским, растрескавшимся, как такыр в пустынях, глиняным полом, и плоским же потолком высотой всего три-четыре метра, полностью противоречила его длине мало не в двести метров и ширине за полусотню. Кончался зал не менее дурным образом — плавно растекаясь лабиринтом трубообразных ходов диаметром от метра до полутора, полностью вымазанных полужидкой глиной недавнего паводка. Так что, потратив пару часов на блуждание по этим залу и лабиринту, мы протрубили отбой и переключились на верхнее течение реки.
Между прочим, что интересно, так это откуда берутся паводки. В некоторых частях пещер системы Кап-Кутан и, в частности, в нижнем течении Промежуточной, они, несмотря на полную и безнадежную сухость пещеры, все-таки регулярно бывают, хотя ни одному спелеологу не довелось увидеть их живьем. Тот лабиринт труб, в который мы попали при первопрохождении, уже лет через пять был полностью замыт глиной и от него остался единственный узкий проход в южные районы пещеры, исследование которых началось только спустя десятилетие. И даже этот проход на моей памяти перекрывался глиняными пробками дважды. По всей видимости, паводки не связаны с катастрофическими дождями — группа Голованова была в Промежуточной сразу после дождя, учинившего в каньоне самый большой сель за четверть века, но под землей было сухо. Возможно, воду «вышибает» с обводненных нижних этажей при возникновении в них глиняных пробок, но так это или нет — пока тайна, которую пещера охраняет как-то особо ревностно.
* * *
Путь вверх по реке остался в моей памяти навсегда. Вообще-то я материалист до мозга костей и не верю ни в какие сверхъестественные штучки, но в том, что мы за пять часов смогли пройти все полтора километра главной галереи, не запилившись ни в один тупик, а на обратном пути умудрились сбиться с дороги ровно четыре раза, и все четыре с точным попаданием в четыре самых красивых из боковых залов, была какая-то мистика. Впоследствии я сталкивался с подобным только дважды, и оба раза — на таких же эпохальных первопрохождениях. Это какое-то совершенно особое эмоциональное состояние, делающее интуицию абсолютно безошибочной, близкой к предвидению.
Итак, вперед. Втроем. Слава Маркарянц. Я. И Хаким — студент Душанбинского университета, проходивший у нас практику. Рабочим такие развлечения уже надоели, и, воспользовавшись возвратом на развилку, они двинули на выход. Пить бурду, которую они считают чаем. Ближайший зал оказался опять же более чем оригинальным. Заваленный почти под потолок каменными блоками, единственным способом передвижения по которым были прыжки козлом с камня на камень (пренеприятнейшая акробатика, если ею заниматься в темноте) — зал явного продолжения не имел. По всему периметру уходили щели вниз, и то, что мы сразу попали в правильную — из области той же удивительной интуиции. В особенности — потому, что этой щелью мы откровенно ушли с главной галереи. И правильно сделали. Потому что на следующем участке главная галерея проходит по мерзейшим подвалам, пройденным только восемь лет спустя, а найденный с первой попытки обход — объемистыми коридорами.
Сразу под щелью — сюрприз. Гипсовые цветы — антолиты, чуть ли не метровой длины, висели по всему потолку, и пришлось здорово изворачиваться, чтобы не посшибать их головами. И в нескольких метрах за ними — зал, который мы назвали Долгожданным. За те самые гипсовые люстры, практически везде уже уничтоженные, которые мы так надеялись найти. И что это были за люстры! В известных пещерах только концевые кристаллы люстр были прозрачными. Здесь же они были как будто целиком выточены из единого куска хрусталя. И — висели не где-то наверху, а здесь, рядом. Любой кристалл можно было потрогать, любую грань можно было просветить фонарем. Это был даже не музей, каким выглядела входная галерея со своей геликтитовой полочкой, а — дворец.
Следующий зал, с большой развилкой, несколько озадачивал. Налево — монументальная арка, за которой луч фонаря терялся в очередном огромном объеме, направо — галерея ничуть не меньше, но — засыпанная почти под потолок щебенкой, в которой мощный древний поток прорыл извилистый каньон. А на самой развилке стояли три гипсовых даже не сталагмита, а черт его знает чего такого, но только по размерам и форме эти предметы являлись абсолютно натуралистично вылепленными унитазами. Просто грех было бы не использовать их по назначению, тем более что нас как раз и было трое.
Опять к теме интуиции. Посовещавшись на развилке, мы пришли к единогласному выводу, что каньон — это дорога в Кап-Кутан, там мы были, и это неинтересно, а вот путь налево обещает нечто новое. Туда мы для начала и пойдем. Про Кап-Кутан, конечно, было сказано шутки ради, но вот как объяснить, что в итоге кратчайшим путем туда именно и оказался этот каньон…
