— Похоже, что гвозди сделаны из сучков лиственницы, — сказал Петя, внимательно осмотрев их и попробовав ножом, — они почти как железные.
— Откуда же можно набрать столько сучков? — недоверчиво спросил Саша.
— Почему бы и нет? — возразил я. — Ведь люди, которые воздвигли этот памятник, рассчитывали на вечность; ради этого стоило потрудиться! Думаю, что Петя прав!
— Не знаю, из сучков ли вырезаны гвозди, — добавил Бонапарт, — но что крест сделан из самого прочного у нас дерева — лиственницы, это ясно. А посмотрите-ка, во что это дерево обратилось! — Он ткнул пальцем в перекладину, креста; палец вошел В нее, как в масло.
— Может быть, здесь могила какого-нибудь погибшего несчастливца? — повернулся ко мне Саша.
— Нет, это почти невероятно: здесь очень тонкий, слой почвы. Могилу пришлось бы целиком высекать в базальтовой скале. Думаю, что крест поставлен в ознаменование важного события. Возможно, что он служил символом власти Русского государства. Ведь ты же помнишь, что но Анюю проходил когда-то путь из Нижнеколымска в Анадырь!
Саша молча кивнул головой. Еще задолго до отъезда из Магадана он тщательно выписывал в толстую тетрадь с клеенчатым переплетом все исторические сведения о продвижении русских на восток. Сейчас эта тетрадь лежит с другими нашими документами в железном ящике.
Первым русским, проникшим по Большому Анюю в Тихоокеанский бассейн, был основатель Нижнеколымска Михаил Стадухин, посланный в 1648 году якутским воеводой для розыска сухого пути на реку «Анандырь». За год до этого Семен Дежнев обогнул на своих утлых кочах северо-восточную оконечность Азии, пройдя от Нижнеколымска до Анадыря морским путем.
Вслед за Стадухиным, весной 1650 года, по Анюю прошел еще один «служилый человек» — Семен Матора, отправленный «для государева ясачного сбору и прииску новых землиц». Оба похода оказались удачными и принесли большой доход казне. В результате в 50-х и 60-х годах XVII века Большой Анюй стал главным средством зимнего сообщения между Нижнеколымским и Анадырским казачьими острогами. Однако непомерные поборы и произвол некоторых казаков вызвали в конце 60-х годов массовое восстание чукчей и юкагиров, Регулярное сообщение по Анюю через «Анандырь Камень» было этим восстанием прервано навсегда. С тех пор возобновились попытки пройти из устья Колымы на восток морским путем.
Путешествие по Анюю на Анадырь было сопряжено с опасностями и не всегда кончалось благополучно. Среди сделанных Сашей выписок было короткое, донесение якутскому воеводе, в котором служилый человек Петр Афанасьев описывал свой поход по Анюю в 1656 году. Письмо Афанасьева так лаконично и просто рисует трагические, условия похода, что его невозможно не привести.
«…Яз другим кочем прошел в Анюй и с Анюя хотел передти весною за камень на Анандырь реку. И пришед в Анюй рыбного корму в реке и в озерах не добыли и пошел на Анандырь реку за 4 недели до Филипова заговенья (т. е. 27 ноября [2]) с служилым человеком с Гришкою Батовым, а тово яз Гришку взял с Яны на Анандырь реку для государева таможенного письма да с служилыми же людьми Гаранькою Максимовым, с Гришкою Черным, с Мишкою Шанаурой, да промышленными людьми с Сенькою Которой, а у него были два покрученика, да с Харькою Никифоровым Усольцом. Да со мною ж шел гостя Василья Шорина лавошной ево посиделец Алешка Сидоров с торгом хозяйским животом и с посыльным товаром торгового человека Любима Казанца, а с ним было 4 человека. Да мы же наняли в вожи на Анюе реке перевести с Анюя на Анандырь реку через Камень промышленного человека Завьяла Иванова Пинеженина. И тот Завьялко, куды подымаютца с Анюя на Камень на хребет и на Анандырь реку, итти не узнал. И, ходя и по Анюйским вершинам по Каменю, опять вышли о Николине дни осеннего (19 декабря) на Анюй же реку и оголодали, и воротились к зимовьям, а пошли служилые люди Герасим Максимов, да Мишка Щанаура, да промышленный человек Харьна Никифоров, Завьялко Иванов, что нанялся было в вожи, покиня свое борошнишко в розных местах. Да Шорина лавошной посиделец Алексей Сидоров пошел наперед тех людей сам четверта, покиня хозяйские и посыльные товары Любима Казанца торгового человека в ровных местах. И он, Алешка, вышел до зимовья с великою нужою и голодою с служилые люди Герасимко, и Мишка Шанаура, и Харька Никифоров, и Завьялко, и те все померли с голоду в розных местех. А яв да служилой человек Гришка Батов с Николина дни осеннего да по мясное заговенно (воскресенье 25 февраля) одною сосною в розных местах живучи, с великую нужею прожили. А что было какова рухлядишка и заводу на анадырскую реку, и то вое розметано было в розных же местех и роспрапало все без остатку.
И только бы не пришел тот же Алексей Шорина на мясное заговенье от зимовей в запасенном к веже, где выходит твоя, государева, казна рыбей моржевой зуб кость, и нам было и достальным помереть, и так собрал нас замертва, волоча на нартах чуть живых…»
Таким образом, злосчастные путешественники потеряли за три месяца страшных бедствий одиннадцать человек. Отправившись в поход в слишком позднее время года, когда реки и озера уже покрылись толстым покровом льда и снега, они совершили непоправимую ошибку, и их гибель была неизбежна. Отсутствие рыбы вызвало голод, торосы на реке отнимали быстро гаснущие силы, жестокие метели со стужей надолго останавливали истощенных людей. В результате Петр Афанасьев и его спутники добрались только до перевала на Анадырь (т. е. до Камня), откуда и повернули обратно — навстречу смерти. Трое уцелевших из четырнадцати! Героическая и горькая судьба!
— Если этот крест служил памятником, а не надгробьем, — прервал молчание Саша, — он скорее всего был поставлен либо самим Стадухиным, либо Маторой — словом, первыми землепроходцами.
— В таком случае ему уже триста лет! — воскликнул Петя.
— Ну что ж, очень похоже на это. Дерево настолько истлело, что превратилось в сплошную труху. Кроме того, крест имеет старую форму, которая после царя Алексея Михайловича и патриарха Никона сохранилась лишь у старообрядцев; это также говорит о большой его древности.
Мы бросаем последний взгляд на поверженный временем крест, который поставили для будущих поколений мужественные люди старой Руси. Пробираясь по этому суровому, а подчас скорбному пути к границам земли, они и не подозревали, что совершают великие географические открытия. А между тем их отвага и непреклонное стремление вперед расширили тогдашний мир до пределов совершенно непостижимых уму современных им европейских географов. Узнав у себя в Париже или Лейпциге о новых открытиях на востоке Азии, они рисовали реку «Анадыр» и «Чукотскую землю» так близко от Москвы, что на их картах вовсе не оставалось места для необъятных просторов Сибири!
