Владимир Санин - Не говори ты Арктике – прощай

— Можем, успеем, Палыч? — спрашиваю.

— Вполне вероятно, — отвечает с неподражаемым спокойствием. — Думаю, в твоем распоряжении имеется от одной минуты до месяца, более точно прогнозировать не берусь.

Черт знает, что делать! Мнемся, стоим смотрим — вроде бы успокоилось. Вернулись в палатку, продолжаем работать, но энтузиазм не тот; краешком глаза поглядываем в окошечко. Вдруг — как пойдет на нас противоположный край! Метров двадцать разводья съел буквально за две минуты. Теперь шутки в сторону: быстро складываем палатку, начинаем поднимать батометры… Опять все стихло! Так, Арктика играет с нами в «кошки-мышки»… А вдруг повезет? Снова продолжаем работу, но с очень большой оглядкой, нервишки уже натянуты. А фотокорреспонденты бегают вокруг, щелкают затворами, торосы снимают, нас за работой — сплошные восторги! Они в неведении, они не понимают, что, может быть, придется вместо «ура» «караул» кричать… Ладно, пусть пока что восторгаются. Работаем минуту-другую — и тут началось по-настоящему: разводье вспучилось, треснуло, противоположный край уже не пошел на нас, а помчался, и без остановки. Под нами прошла трещина; мы забегали по воде, палатку и ящики с приборами на основную льдину закинули, а остается еще лебедка на полозьях весом почти в полтора центнера и трос с батометрами в лунке, метров триста. Что смогли, вытащили; трос откусили и потащили лебедку к основной льдине, а она уже возвышается над разводьем сантиметров на шестьдесят — семьдесят; лед под нашими ногами разъезжается, мы уже по колено в воде, а корреспонденты, страшно довольные, стоят в безопасности на основной льдине и снимают крупным планом «накал человеческих страстей» — верные призы на выставках.

Лебедку мы втащили наверх в самое время: началось настоящее торошение; льдина, на которой стоял самолет, стала трескаться; летчики снимают чехлы, моторы заводят, выруливают подальше от трещин… Тут смысл происходящего дошел наконец до наших корреспондентов: сообразили, что снимают, может быть, сцены своей собственной гибели, и — бегом к самолету.

Взлетели на «святом духе»: льдина, на которой только что находился самолет, превратилась в бесформенную груду обломков.

— Хорошо поработали, ребята? — безмятежно спросил заметно побледневших пассажиров Романов. — Все отсняли или, может, вернемся, если не успели?

И один из корреспондентов, всмотревшись вниз, от души высказался:

— В гробу я видел такую работу!

Обещанных фотографий мы так и не получили.

— Да, тогда у нас еще был ЛИ-2, — с мечтательной грустью проговорил Лукин. — Не самолет — поэма! Никогда у полярников не было и, боюсь, никогда не будет такой машины…

Неоднократно было проверено: если Лукин на кого-то из ребят рассердился и, сузив глаза, начинает отчитывать металлическим голосом, не стоит суетиться и оправдываться. Надо выбрать момент или просто так, пусть невпопад, произнести магическую фразочку: «Эх, был бы у нас ЛИ-2…»

И эти, казалось бы, ничего не значащие слова производят на начальника экспедиции колоссальное впечатление. Виновный, из которого только что делали лапшу, может вздохнуть с облегчением: словно переключенные невидимым рычагом, мысли Лукина обращаются в недавнее и прекрасное прошлое, когда «прыгающие» еще летали на ЛИ-2. Тогда-то вместо металла в голосе Лукина и появляется мечтательная грусть.

Мы с Валерием часто говорили на эту тему, с годами она не потеряла для него остроты. Вот один из его монологов, записанный практически дословно.

— Почему полярники, все до единого, так любили ЛИ-2? Учтите — все до единого, не знаю никого, кто относился бы к нему равнодушно. Это был удивительный самолет, практически всепогодный, с идеальной аэродинамикой. Кто-то из конструкторов сказал: «Хорошо летает именно красивый самолет». Так ЛИ-2 был очень красив: его геометрия, все его обводы были настолько пропорциональны, что он больше всех других самолетов походил на птицу, это совершенное творение природы. Поразительной красоты машина! Мы и любовались ею как птицей, распластавшей в полете свои крылья… А сколько раз его выручали изумительные аэродинамические характеристики, от скольких аварий они его уберегли! Помните случай, когда у Анатолия Ивановича Старцева при взлете отказали рули высоты? Для любого другого самолета — верная авария, а ЛИ-2, эту стальную птицу, поднял воздушный поток! Изумительная машина; опытный летчик мог творить на ней чудеса — и творил, на наших глазах. Что ж, если свои идеалы есть в любой области человеческой деятельности, то для нас, полярников, идеальный самолет воплотился в ЛИ-2…

А радиус действия? Официальный — девятьсот километров, но мы летали в тысячу сто, значит, всего — две тысячи двести. Какая автономия полета! Этот самолет на весь период экспедиции был нашим домом, в нем можно было и отдохнуть — особенно, прошу не обижаться, если на борту не было посторонних, и приготовить обед, и, главное, запросто разместить все оборудование. Бесценной особенностью ЛИ-2 было то, что он мог произвести посадку на неподготовленную полосу — то, чего не могут себе позволить другие самолеты, за исключением «Аннушки»; и длина такой площадки должна была быть всего лишь шестьсот метров, а лед — 50–60 сантиметров! ЛИ-2 — это и «прыгающие» экспедиции, и ледовая разведка, и санитарные рейсы, и поиски льдины для дрейфующих станций, и высадка туда группы руководителя полетов — для подготовки ледового аэродрома… Нет ЛИ-2 замены! АН-2, конечно, хорошая машина, но радиус действия слишком малый, и груза на борт берет немного, и тесно в нем — ни лечь, ни сесть, ни встать… А вертолеты и летают недалеко, и дороги очень: МИ-6, например, повернул винт — ведро керосина… ИЛ-14 — тоже отличная машина, но и разбег у него куда больше, и для первичных посадок не очень-то он приспособлен — только на подготовленную полосу. Кстати, скоро и ИЛ-14 не будет, выпуск прекращен… И все-таки самый жестокий удар, просто нокаут — списание последнего ЛИ-2…

Под этим монологом Лукина могут без раздумий подписаться все полярники. Они и сегодня, спустя много лет после списания ЛИ-2, не могут понять: почему их оставили без этой замечательной и, скажем прямо, пока что незаменимой машины?

Дело в том, что ЛИ-2 могли бы летать и по сей день!

На некоторых заводах имелось большое количество запасных частей к этому самолету. И в 1977 году, после последнего рейса последнего ЛИ-2, самолетостроители заявили, что они готовы собрать двадцать ЛИ-2! Этих машин полярникам хватило бы до начала нового века! Но руководство гражданской авиации, которое имело право решать, отвергло просьбы — нет, не просьбы, мольбы полярников! — отвергло, хотя одним росчерком пера могло решить сверхважную для освоения Арктики проблему. Поразительная узость кругозора! «В век реактивной авиации нам паровые машины не нужны!» — заявил один из тех, кто имел право подписи. Комфортабельные реактивные лайнеры ему были нужны для полярников, что ли?