Но был и другой врач, из Алты, уроженец Среднего Запада. Его прозвали Занудой. Он был не то гинекологом, не то каким-то другим узким специалистом, но всегда вмешивался в обычные несчастные случаи, встречающиеся в лыжной практике, причиняя жертве лишние страдания своими диагностическими манипуляциями, когда важнее всего было наложить шину и согреть пострадавшего.
Однажды лыжный патрульный и я доставили в комнату первой помощи девушку с переломом бедра. Это плохой перелом. Мощные мышцы ноги сокращаются, и при этом заостренные обломки кости врезаются в мягкие ткани. Девушка держалась превосходно, но было очевидно, что она испытывает ужасную боль. Мы начали вправлять перелом. Сейчас спасателей уже не обучают наложению шин для вытяжения, и, без сомнения, по достаточно веским причинам. Но в те дни мы использовали их при серьезных переломах, потому что они приносили пострадавшим очень большое облегчение. Должно быть, мы хорошо это делали, потому что доктора из Солт-Лейк-Сити не снимали наложенных нами шин до тех пор, пока не исчезала отечность.
Девушка молча корчилась на столе. Мы наложили шину и собирались начать ее прибинтовывать.
Вдруг мой помощник зашипел: «Ой, идет Зануда!» Врач величественно отстранил нас. Он пощупал ногу, сумев извлечь пару стонов даже у такой стойкой жертвы. Он исследовал шину и провозгласил: «Она достаточно плотно прилегает к ноге». Ну, бинты были отложены. Девушка молила меня глазами. Но что я мог сделать в присутствии всесильного доктора? К счастью, пришло спасение: прозвучал гонг на обед, и врач бросился наверх. Не обменявшись ни словом, мы кинулись к девушке и прибинтовали шины. Она облегченно вздохнула. Страдание исчезло с ее лица. «Спасибо, ребята», — прошептала она и спокойно уснула.
Однако случилась ночь, когда я обрадовался бы любому доктору, даже Зануде, лишь бы снять с себя тяжкий груз ответственности. Было поздно, метель завывала в каньоне, и шоссе было закрыто. Позвонили из Перуанского приюта и сообщили, что какая-то машина проскочила ворота на нижнем конце каньона, пыталась подняться наверх и увязла на Литл-Сьюпириор. В машине находились чета новобрачных и мать жениха; никто из них не умел ходить на лыжах и не был готов к серьезной встрече со снегом. Жених и невеста пробились в приют, мамаша увязла где-то по дороге. Неясно было, почему такая компания сломала запертые ворота и поехала в подобную ночь через каньон Литл-Коттонвуд.
Я вызвал нескольких профессионалов-лавинщиков. Одна группа пошла из приюта по ответвлению шоссе. Я пошел вниз вдоль основного шоссе. Мы должны были встретиться на пересечении дорог, но этого не случилось. Я дошел до застрявшей машины и отправился назад. На всем пути дорогу перекрывал свежий лавинный снег. Подгоняемый ветром, он бился в мои защитные очки, как мошка в стекло лампы. Понятно было, почему я не нашел никаких следов — ведь и мои собственные тут же исчезали. Мамаши нигде не было.
Когда я добрался до приюта, я узнал, что другая группа нашла ее в сотне метров от дверей. Она потеряла туфли и пальто. Когда я увидел ее, она лежала в кровати, обложенная грелками. И то, что я увидел, мне не понравилось. Она была без сознания, а вокруг носа и рта пролегали тонкие белые линии. Я отозвал сына и задал ему один вопрос. Ответ был такой: «Да, у мамы действительно больное сердце».
Миленькая ситуация: мы были отрезаны снегопадом и лавинами с женщиной в состоянии сердечного приступа. Врачи любят кататься на лыжах, и обычно один-два доктора всегда находятся в районе. Я обзвонил другие приюты, прося их просмотреть регистрационные книги в поисках медика. В приюте Алта один нашелся и подошел к телефону. Он сказал с сожалением: «Я помогу вам, чем смогу, но должен сказать вам, что я дантист».
Я внезапно вспомнил вторую мировую войну и дерзкого молодого лейтенанта (не себя), язвительно спрашивающего зубного врача:
«Ну и что же вы делаете на войне?»
«Я ассистент хирурга в медсанбате».
«А если хирург выйдет из строя?»
«Тогда я заменю его».
«Ну и ну! — сказал лейтенант. — Я лежу с животом, вспоротым осколком снаряда, и что же видят мои глаза? Наклонившегося надо мной зубного врача!»
Остался последний шанс. Я позвонил Джорджу Картрайту в Солт-Лейк-Сити. Это доктор из докторов, потому что он справлялся с такими случаями, когда другие врачи отступали. Я обрисовал ему ситуацию.
Он сказал: «Есть ли хоть какая-нибудь возможность спустить ее вниз?»
«Абсолютно никакой».
«Тогда держите ее в тепле и спокойствии. Если она очнется, влейте в нее как можно больше горячего чая».
«Будет сделано. Что-нибудь еще?»
«Ну, вы можете молиться».
Мы это и сделали. И мамаша тоже.
Валь-да-Баркли и Цуоц, Швейцария, 1951 г
Поисково-спасательные работы — мучительное занятие при любых обстоятельствах, но в особенности зимой. К сожалению, всегда существует возможность, что за короткое время холод из небольшой неприятности может обратиться в трагедию. Поэтому зимние спасательные работы — всегда соревнование с временем. С другой стороны, поспешность может привести к тому, что спасательные партии будут плохо организованы, неправильно экипированы и окажутся в наихудших погодных условиях.
Наконец, на начальника поисково-спасательной партии зима накладывает тяжелейшее бремя ответственности и решительности в действиях. Он берет на себя ответственность за спасение пострадавшего любой ценой. Но он отвечает также за свою группу, за их жизнь. Во время спасательных работ ему нужно постоянно оценивать шансы спасателей остаться в живых.
Наиболее тяжелое решение, которое должен уметь принять начальник спасательной команды, — это отказаться от продолжения спасательных работ. Команда обычно отступает неохотно, так как, начав операцию по спасению, бросить ее очень трудно. И всегда можно ожидать ураганного огня критики со стороны людей, которые никогда не были на месте событий. У немногих хватает мужества не обращать внимания на слухи.
Известно много таких случаев, но классическим является катастрофа в Валь-да-Баркли в Швейцарии в 1951 г. Зимой Ужаса.
В январе во время сильного бурана дорожный обходчик Гросц вышел посмотреть, проходимы ли еще отдельные участки шоссе. (В гл. 7 приводится научный анализ этого бурана и говорится о том, что он предвещал.) В таких условиях Гросц должен был иметь достаточно здравого смысла, чтобы остаться дома, или же кто-либо из его начальства должен был иметь достаточно здравого смысла, чтобы приказать ему это. Тем не менее он пошел и породил цепную реакцию смертей и разрушений, которая показалась бы невероятной, если бы не была фактом.
