Палач выпил еще один бокал — слуга стоял за его спиной, готовый в любой момент налить еще.
— Ну, я не сказал бы, чтобы ваша жизнь была однообразной, — отметил я. — Совсем наоборот. У вас, наверное, много интересных впечатлений.
— Вот это да! — воскликнул государственный палач и громко рассмеялся. Однако, что может быть смешного в казни — этого я не могу понять.
— Знаете, я многие годы развлекаюсь тем, что смотрю на реакцию людей с самых различных континентов на мои слова, когда я говорю, что я палач. Я им представляюсь, подаю руку… мысленно воображаю, как эта особа спешит тут же в туалет, чтобы вымыть руки или даже по более неотложным делам. Ну, а когда они приходят в себя, начинают на меня смотреть, как на экзотическое существо. Забавно, правда?
— Да. Очень.
— Я вспоминаю, как представился одной красивой актрисе, нежной блондинке — она душераздирающе закричала и без памяти рухнула на землю. Пока ей оказывали первую помощь, у нее украли драгоценное ожерелье. История была неприятной еще и потому, что все это происходило на вечере у полицейского префекта… Богатый плантатор выпросил у меня как-то необычный сувенир — кальсоны… Другой миллионер предлагал мне фантастические деньги за одежду казненного. Да, все это было очень забавно — до появления того американского журналиста…
Палач замолчал, нахмурился… Казалось, он вспоминает о чем-то очень неприятном. Потом взглядом, оценивающим соперника, он посмотрел на меня.
— Вы мне отравили радость, — сказал он недовольно.
— Вы мне уже говорили об этом. Но почему?
— Когда я вам представился, вы сделали вид, будто имеете честь познакомиться с торговцем зубными щетками. Одним словом, на вас это не произвело никакого впечатления.
Должен ли я был признаться, что он ошибается? Это отравило бы ему радость еще раз. Поэтому я с веселым выражением лица дружески похлопал его по спине и ответил:
— А мне как раз очень понравилось. Я люблю все необычное. Я думаю, нам вместе будет очень интересно.
Палач задумался, потом посмотрел на меня своими быстрыми, колючими глазами и значительно спросил меня:
— А как вы относитесь к смертному приговору?
— Меня, господин, интересует жизнь. Творить жизнь ради жизни — это моя профессия.
Палач улыбался.
Между нами было что-то недосказанное. Чтобы прервать неловкое молчание, я спросил:
— А что было с этим американским журналистом. Мне показалось, что у вас с ним связаны не наилучшие воспоминания. Может быть, вы расскажете мне о нем?
— Вы правы. Это была очень неприятная история. Он хотел взять у меня интервью, написать серию репортажей, книгу… Предлагал фантастический гонорар, правда, я от всего отказался. Я не мог от него отвязаться, он следил за моим домом днем и ночью, он посадил мне на хвост частного детектива, а когда все рухнуло — он рассчитался со мной довольно вульгарным и примитивным способом.
Господин Филипп осторожно сел.
— Вы сказали… когда все рухнуло. Что вы имели в виду?
— Знаете, а я вовсе и не палач.
Он был начальником тюрьмы. Впоследствии мы с ним стали большими друзьями. Я не мог себе представить этого веселого, добродушного, остроумного и сердечного человека в роли начальника огромной тюрьмы.
Uganda Prison Farm, государственная тюрьма, находилась вблизи нашего лагеря. На обширных ее плантациях работали заключенные, а господин Филипп был постоянным поставщиком овощей для нас и зеленых кормов для наших антилоп и страусов. Он был частым гостем у нас в лагере. Но всякий раз, когда его машина появлялась на дороге, африканцы просто впадали в панику.
— Бвана, он едет…
Слово «он» произносилось с почтением и страхом, но охотнее всего африканцы от него прятались.
В тот день, о котором я собираюсь вам рассказать, мой слуга с волнением сообщил, что ко мне едет господин Филипп и тут же бросился бежать. Выхожу на дорогу — кругом пусто, но если африканцы сказали, что он едет, значит, обязательно приедет. Слухи до них доходили намного быстрее, чем до нас, а мне так и не удалось выяснить, как они это делают. Я ждал его на «главной дороге». Кстати, строительство такой дороги очень простое дело. Сначала бульдозер прокладывает борозду и выкорчевывает кустарник; из глины делается довольно высокая насыпь, а ее поверхность скрепляется так называемым муррамом. Тяжелая железистая глина плотно склеивается с основой — насыпью и до тех пор, пока не наступит сезон дождей, она совсем неплохо заменяет «асфальт». Такую же дорогу мы построили себе в лагерь, правда, без бульдозера. Вскоре послышался шум мотора, и появился вездеход Филиппа.
— Джо, — торжественно произнес начальник тюрьмы. — Наконец, я могу выполнить свое обещание. Этот буйвол находится здесь.
И посмотрел на охранника заповедника Батармая.
Я не понял, почему он вдруг назвал Батармая буйволом. До сих пор они ладили между собой, а теперь… да, действительно, человеческие чувства непостоянны.
— Этот буйвол здесь, — сказал Филипп снова. — Я тебе докажу это!
— Бвана, бвана, мбого думе мкубва, харака, харака, — взволнованно воскликнул Батармай. — Господин, буйвол-самец, скорей, скорей!
Наконец, до меня дошло, в чем дело.
На берегу реки Грик, где расположился наш лагерь, на большой акации была прикреплена табличка: «Debasien Animal Sanctuary — Game Reserve No Shooting», — а над ней — два огромных черепа кафрских буйволов. Один из них был уже почти истлевший, а другой совсем свежий. Откуда здесь взялись кафрские буйволы? Во всем районе нашей охоты во время отлова зебр, антилоп и жирафов нам никогда не попадался даже и след. Когда-то кафрские буйволы жили большими стадами на всей территории от Судана до Кейптауна. Сегодня в Юго-Западной Африке они практически истреблены. В Восточной Африке они живут свободно, в основном, на севере. От охранника заповедника Батармая я узнал, что время от времени с другой стороны реки, из Кении, сюда забредает буйвол-одиночка.
— Но мы его тут же убиваем, — заверил меня Батармай.
— Почему? — спросил я с огорчением.
— Потому что буйволы наносят ущерб плантациям посла Муганги и государственной тюрьмы.
Потом он мне еще объяснил, что в Уганде на государственных фермах и в окрестностях железной дороги буйволы законом не охраняются и их можно убивать.
— Когда пойдете охотиться на буйвола, — попросил я тогда Батармая, — возьмите меня с собой. Я вам дам наш охотничий джип.
Буйволы меня очень интересовали. Но за все долгое время нашей охоты в этой области ничего не произошло и я об этом разговоре давно уже забыл. Вот почему я был так удивлен.
