Давно предвкушаемый мною случай выведать намерения капитана представился 11 октября. Собственно, разговор начал он сам. Произошло это так. Я сидел с подветренной стороны рубки. Лен Гай вышел из своей каюты, огляделся и присел со мною рядом. Не было сомнений, что ему хочется поговорить, темой же разговора могло стать только то, что поглощало все его мысли. Его голос звучал громче обычного.
— Я ни разу не имел удовольствия говорить с вами, мистер Джорлинг, с тех пор, как мы оставили Тристан-да-Кунья…
— О чем я весьма сожалею, капитан, — сдержанно отвечал я, решив понять сперва, к чему он клонит.
— Прошу вас меня извинить. У меня столько забот! Составить план экспедиции, предусмотреть любую мелочь… Прошу вас, не сердитесь на меня!
— Я не сержусь, поверьте.
— Спасибо, мистер Джорлинг. Теперь, когда я узнал вас лучше, я ценю ваше присутствие и рад, что вы остаетесь нашим пассажиром до Фолклендов.
— Я так признателен вам, капитан, за то, что вы сделали для меня, что это придает мне храбрости…
Я решил, что наступил момент обратиться со своей просьбой, однако капитан Лен Гай перебил меня.
— Что ж, мистер Джорлинг, теперь вы убедились, что плавание «Джейн» — не фантазия, или вы по-прежнему считаете книгу Эдгара По чистым вымыслом?
— Не считаю, капитан.
— Вы больше не сомневаетесь в существовании Артура Пима с Дирком Петерсом и в том, что Уильям Гай, мой брат, и пятеро его спутников остались в живых?
— Чтобы усомниться в этом, надо быть самым недоверчивым человеком на свете. Остается желать одного: чтобы небо оказалось к вам благосклонным и помогло спасению несчастных с «Джейн»!
— Я приложу к этому все силы, мистер Джорлинг, и, видит Бог, добьюсь успеха!
— Надеюсь, капитан, и даже уверен в вашей удаче. Если бы вы согласились…
— Вам не представилось возможности обсудить все это с неким Глассом, отставным английским капралом, который выдает себя за губернатора острова Тристан-да-Кунья? — осведомился капитан, снова перебивая меня.
— Еще бы! — отвечал я. — И речи его способствовали тому, чтобы мои сомнения сменились уверенностью.
— Ага! Значит, он все подтвердил?
— Да. Он прекрасно помнит, как «Джейн» стояла в его бухте одиннадцать лег тому назад…
— «Джейн»? Мой брат?
— По его словам, он был лично знаком с капитаном Уильямом Гаем.
— Так он вел с «Джейн» торговлю?
— Да, точно так же, как с «Халбрейн».
— И она бросала якорь в той бухте?
— На том же самом месте, что и ваша шхуна, капитан!
— А Артур Пим?.. Дирк Петерс?..
— Он виделся с ними.
— Спрашивал ли он, что с ними стало?
— А как же! Я сообщил ему о смерти Артура Пима, которого он назвал безрассудным смельчаком, способным на безумнейшие предприятия.
— Скажите лучше — безумцем, опасным безумцем, мистер Джорлинг! Разве не он увлек моего несчастного брата в эту гибельную экспедицию?
— Похоже на то…
— Разве можно это забыть! — в сердцах воскликнул Лен Гай.
— Этот Гласс, — снова заговорил я, — знал также Паттерсона…
— Это был прекрасный моряк, мистер Джорлинг, с горячим сердцем, не ведающий страха. У Паттерсона не было врагов — одни друзья. Он был предан моему брату душой и телом…
— Джэм Уэст предан вам не меньше, капитан!
— Ну почему же мы нашли несчастного Паттерсона на льдине уже мертвым!..
— Хуже было бы, не найди мы его совсем, — заметил я.
— Да, мистер Джорлинг, — согласился капитан. — Знает ли Гласс, где находятся сейчас люди со злополучной «Джейн»?
— Знает от меня, капитан. Я рассказал ему также о вашем намерении идти на их поиски.
Я счел излишним рассказывать ему об удивлении, которое вызвал у Гласса отказ капитана нанести ему визит.
Направляя разговор в новое русло, Леи Гай спросил меня:
— Мистер Джорлинг, верите ли вы теперь в абсолютную точность дневника Артура Пима?
— Думаю, — отвечал я, — что верить ему можно лишь с оговорками, учитывая, каким необычным человеком он был — по крайней мере с осторожностью подходить к описанию явлений, замеченных в море за островом Тсалал. Кроме того, Артур Пим определенно ошибся, похоронив Уильяма Гая и его спутников под рухнувшим холмом близ деревни Клок-Клок!
— Но он не утверждает этого, мистер Джорлинг! — возразил капитан. — Он лишь пишет, что Дирк Петерс и он разгадали тайну землетрясения. А так как холм целиком сполз в пропасть ему и в голову не пришло усомниться в судьбе моего брата и ею людей. Поэтому он решил, что они с Дирком Петерсом — единственные оставшиеся в живых белые люди на острове Тсалал… Он говорит только это и ничего больше. Это лишь предположение — согласитесь, весьма близкое к действительности, но только предположение…
— Согласен, капитан.
— Теперь же благодаря блокноту Паттерсона в наши руки попало подтверждение того, что мой брат и пятеро его спутников избежали гибели…
— Конечно, капитан. Но их дальнейшая судьба — захвачены ли они туземцами Тсалала, превратившими их в невольников, или живут на свободе, — записки Паттерсона не говорят ничего ни об этом, ни о том, как сам он оказался столь далеко от них…
— Мы узнаем все это, мистер Джорлинг! Да, узнаем! Главное — Мы теперь уверены, что мой брат и шестеро его моряков были живы по крайней мере четыре месяца назад и находились где-то на острове Тсалал. Речь идет уже не о романе Эдгара По, а о записках Паттерсона…
— Капитан, — решился я наконец. — Разрешите мне остаться с вами до конца экспедиции «Халбрейн» в антарктические моря!
Капитан Лен Гай пронзил меня взглядом, острым, как заточенный клинок. Мое предложение не удивило его. В ответ я услыхал:
— С радостью!
Глава IX. СНАРЯЖЕНИЕ «ХАЛБРЕЙН»
Начертите прямоугольник, протянувшийся с востока на запад на шестьдесят пять лье и на сорок — с севера на юг, поместите в него два крупных острова и сотню крохотных, располагающихся между 60°51' и 64°36' западной долготы и между 51° и 52°45' южной широты — и вы получите архипелаг, носящий название Фолклендских, или Мальвинских, островов, расположенный в трехстах милях от Магелланова пролива, образуя как бы аванпост двух великих океанов — Атлантического и Тихого.
Архипелаг был открыт в 1592 году Джоном Дэвисом[61], уже в 1593 году сюда заплывал пират Хокинс[62], имя же дал ему в 1689 году Стронг — все они были англичанами.
Спустя столетие французы, лишившиеся своих поселений в Канаде, попытались основать на архипелаге колонию, которая снабжала бы всем необходимым их корабли, бороздящие Тихий океан. А так как большинство из них были морскими разбойниками родом из Сен-Мало, то они дали островам имя Мальвинских, которое прижилось вместе с названием «Фолкленды». Колонию заложил их соотечественник Бугенвиль[63], доставивший сюда в 1763 году двадцать семь человек, в том числе пять женщин; уже через десять месяцев число колонистов достигло ста пятидесяти.
