с большим трудом.
Наступил момент, когда тайга, видимо, решила, что хватит потакать незваным гостям — слишком уж далеко они забрались в ее нутро, — и спустила на них всех своих злых духов. Мошкара и комарье работали в этот день с удвоенной энергией. Диметилфталат совершенно не держался на пропотевшей коже. Рубашки хоть выжимай от пота — карабкаться приходилось куда-то вверх, возможно, прямо на небо. Под треск разрываемых от сучков сапог и брюк группа упорно шла сквозь настоящие таежные джунгли. Этому месту вполне можно было дать алтайское название «Аю-кепчет» — «Медведь не пройдет» («Пожалуй, даже и бегемот не пролезет», — тяжело дыша, добавлял Юрий). И эти джунгли, находящиеся без малого на двадцать километров к востоку от центра, скрывают под своим покровом громадные полуистлевшие лиственницы, затягивающиеся мхом, вытянутые к северо-востоку. Дыхание катастрофы долетело и сюда.
Наконец, тайга стала немного чище. В этот день шли долго, до полной темноты, надеясь добраться до воды. Эта надежда не сбылась, и ребята, разбив палатку на ровной полянке, поросшей ягелем, остановились на ночлег. На каждого — кружка воды из фляги. Утром — снова порция «сухого пайка» (две лепешки на тройку) и сразу же — дальше в путь, пересекая звериные тропы и упорно штурмуя заградительные полосы карликовой березки.
Вываленные деревья встречались и здесь, но их было не очень много и, как правило, они небольшие… Около часа дня группа пересекла долину, в которой встретила мощную лиственницу, вывернутую с корнем, ориентире ванную на северо-восток, как потом оказалось, — последнюю. Вывал кончился километрах в двух к западу от Укикиткона — неширокой прозрачной речки, перегороженной упавшими деревьями. Целых три часа, измученные переходом, три друга отдыхали на берегу ручья, стреляя бурундуков и любуясь живописным ландшафтом.
И, конечно, они не подозревали, что примерно в шестидесяти километрах от них в этот момент разыгрывалась такая сценка: в ветвях высокой, размашистой сосны, в позе моряка, ожидающего появления на горизонте долгожданного берега, сидел, вглядываясь в сизую даль, Виктор Краснов. Внизу, откинув накомарники и задрав головы, ожидали его Николай Васильев и Руфина Журавлева.
Западная группа была в пути уже три дня, двигаясь вперед по солнцу, но к исходу третьих суток горизонт заволокло синим дымом, запахло гарью, и группа предприняла отчаянную попытку точно определить свое местонахождение.
Гвоздь вопроса заключался в Хушме. Если верить сквернейшей десятиверстке, бывшей в распоряжении Краснова и его друзей, Хушма протекала в 23 километрах от Метеоритной заимки, и они должны были пересечь ее вот-вот. Но с Хушмой произошла та же самая загадочная история, как и некогда с Макиктой: она провалилась сквозь землю. Двигаясь на запад, группа уже три или четыре раза пересекала высохшие русла ручьев, и каждый раз Виктор терзался гамлетовскими раздумьями: Хушма это или не Хушма? Если это Хушма, го почему она сухая, и если не Хушма, то где же Хушма?
Постепенно росла тревога, которую усугубляла усилившаяся дымка. Тем не менее, работать продолжали. Каждые пятьсот метров щелкал радиометр в руках Руфины, Виктор рыл землю и забирал почвенные образцы, а Николай, сидя на рюкзаке или сваленном дереве, делал пометки в путевом блокноте. И потом шли дальше, с холма на холм, сквозь частокол мелколесья, пересекая неглубокие долинки и карабкаясь на крутые склоны.
Попытка ориентировки с дерева ни к чему путному, кроме потери времени, не привела. Сквозь зловещую дымную пелену были видны лишь близлежащие цепи холмов, а что там за ними и где знаменитая Хушма, было в буквальном смысле подернуто мраком.
Остановившись на ночевку у небольшого, необычайно дикого лесного озера, вокруг которого все было истоптано лосиными копытами, группа обсудила положение. Дело принимало неприятный оборот, но возвращаться не имело никакого смысла, и потому решили идти вперед до победного конца.
Все утро следующего дня члены западного маршрутного отряда медленно двигались в закатную сторону, безуспешно пытаясь восстановить потерянную ориентировку. Настроение у всех троих было мрачное, и казалось, что всякая надежда отыскания Хушмы потеряна. Но, видимо, Хушма как раз и дожидалась этого момента, потому что журчащая струя неширокой речки открылась перед ними именно тогда, когда уже казалось, что группа окончательно сбилась с пути.
Здесь, во время привала в долине веселой и гостеприимной речушки, удалось довольно точно «привязаться» к местности. Отряд находился у самых истоков Хушмы, километрах в четырех от так называемой высоты 593-й, лесистый купол которой темнел на горизонте. Великое дело вовремя подбодрить дух. Сил как будто прибыло вдвое, рюкзаки полегчали, и красновская группа, перейдя русло по перекинутому через него бревну, довольно резво двинулась по направлению к высоте 593-й. Вскоре местность стала полого подниматься по направлению на северо-запад. Вывала уже давно не было — он кончился еще километрах в пяти от Хушмы. Кругом высился старый лиственничный лес, которым густо поросла восточная окраина подошвы высоты 593-й.
И вдруг ландшафт местности резко изменился. Восточный склон высоты был довольно крутым, и здесь, на этом склоне, группа вновь вступила в зону вывала, да еще какого! Такой картины никто из троих не видел ни на Макикте, ни к югу от Хушмы, ни на тропе Кулика. Пейзаж казался фантастическим: огромные деревья, без малого до метра в поперечнике, были выворочены с корнем, набросаны друг на друга, расщеплены, словно спички. Все это, лежащее вперемешку с рыжими глыбами покрытого лишайниками камня, казалось, было следом какого-то опустошительного вихря, смерча, тайфуна. Сперва вывал носил совершенно беспорядочный характер; затем — ближе к вершине стволы стали располагаться знакомым уже образом — вершинами в одну сторону, корнями — в другую, но направление падения стволов было прямо противоположным тому, что наблюдается в районе, исследованном Куликом: вершины указывали здесь на восток, а корни — на запад. Создавалось впечатление, что группа натолкнулась на новый центр катастрофы, лежащий километров на тридцать к западу от изб Кулика.
Километра три двигалась группа, преодолевая завалы из полуистлевших стволов лиственниц, корни которых были повернуты на запад. Местами вывал прерывался каменистыми кручами, усеянными огромными — тонны в три, а то и в пять каждая — глыбами курумника. Кое-где попадались невысокие скалы, причудливые очертания которых напоминали хорошо знакомые контуры Красноярских столбов.
Начался спуск. Склон покрыт поваленными деревьями, ориентировка их — прежняя. Старинный бурелом зарос молодым — на вид пятидесятилетним — смешанным лесом. У подножья горы вывал изменил свой характер, стали попадаться картины, напоминающие «телеграфный лес» у Южного болота. Еще дальше, в долине, вывал кончился. «Западники» долго размышляли над тем, что может означать этот вывал, и решили на обратном пути задержаться в
