Смуга и Новицкий с любопытством разглядывали обитателей деревни. Женщины хлопотали у своих хижин. Плели циновки и украшения, пряли нить и ткали кусьмы, лепили глиняные горшки, готовили чичу и еду. Молодые матери возились с маленькими детьми, некоторые из них сидели у хижин, ища вшей в головах своих любимцев, весьма серьезно относясь к этому занятию. Индейцы с уважением относились к этим паразитам, веря, что они высасывают из человека дурную кровь. Бросающийся в глаза достаток, аккуратность в одежде означали, что жители деревни отнюдь не голодали.
Справа от ручья располагались убогие шалаши, сплетенные из бамбуковых прутьев и тростника. Глядя на них, сразу становилось ясно, что здесь живут самые бедные семьи. В эти примитивные шалаши надо было заползать на коленях, люди, в них обитавшие, носили драные, грязные кусьмы, чувствовалось отсутствие самых необходимых предметов домашнего обихода.
– Это кампа, – прошептал Новицкий, склонясь к уху друга.
– Кампа, – подтвердил Смуга. – Молодых мужчин не видать, наверно, они ушли на встречу с Тасулинчи. И у берега осталось немного небольших лодок…
– Слушай, Ян, видишь, напротив деревеньки на реке вон тот большой остров? Под его прикрытием мы можем проплыть дальше.
Смуга согласно кивнул головой, и оба потихоньку удалились в лес. Перед тем, как столкнуть лодку на воду, Новицкий заметил:
– Эти индейцы явно никогда не видели белых. Сразу видно, они живут, как жили их предки. Но и среди них есть, кто богаче, кто беднее. И это странно, ведь в этой глуши достаток зависит только от трудолюбия и предприимчивости.
– Так уж ведется с незапамятных времен, – отозвался Смуга. – Трудолюбивые и порядочные живут в достатке, а негодяи и ленивцы, которых везде хватает, вместо того, чтобы взяться за работу, думают только, как бы без труда отобрать добро у тех, кто добывал его собственным тяжелым и честным трудом.
– А я думал, это только у белых так…
Вскоре деревенька кампов осталась позади. Лишь перед самым заходом солнца они остановились у широкого лесистого озера. Когда они убедились, что вокруг нет никаких следов пребывания людей, Новицкий сказал:
– Хорошо здесь, Ян, тихо, можно где-нибудь подальше в лесу состряпать поесть. Я попробую что-нибудь наловить, у берега река не такая глубокая. Как твое мнение?
– Конечно, оголодали мы страшно и хорошо бы что-нибудь съесть, но заходить в воду здесь небезопасно, а надо, если использовать барбаско[42].
– А, была не была! Я видел, как индейцы отгоняют пираний. В конце концов, можно и не снимать штаны и ботинки. Да что тут говорить, когда в кишках музыка играет. Ты найди подходящее местечко, а я поищу барбаско. Этого добра должно здесь хватать.
Не прошло и получаса, как Новицкий вернулся с целой охапкой вырванных с корнем кустов. Смуга уже был у лодки.
– Нашел место? – сразу же поинтересовался Новицкий.
– Метрах в трехстах отсюда на берегу есть небольшой кусочек песка. Можем попробовать там.
– Так идем! Хорошо бы покончить со всем этим еще до ночи.
Вскоре они были уже на поляне. Новицкий нашел два камня. На более плоский из них он клал кусты барбаско, а другим бил по ним до тех пор, пока из них не потек ядовитый сок. Сделав это, он выбросил кусты в воду и, не слушая предостережений Смуги, быстро разделся, вошел в воду. Она доходила в этом месте Новицкому до пояса. Он сжал руки в кулаки и ударял ими о поверхность воды, когда-то он видел, как индейцы таким образом отгоняют пираний. Постепенно стала всплывать оглушенная рыба, Новицкий голыми руками хватал ее и бросал на берег. Всего оказалось пять больших рыбин, и он вышел на берег, крайне довольный собой.
– Ну вот и страхам конец! – воскликнул он.
– Ой, капитан, сдается мне, не умрешь ты естественной смертью, – отозвался Смуга.
Новицкий беспечно рассмеялся:
– Ты уж не первый раз мне это говоришь, Янек! Пару лет тому назад еще один человек предсказал мне то же самое. На сон грядущий я тебе расскажу эту странную историю. А все же не так страшен черт, как его малюют. Наверно, здесь просто нет пираний, не верю я в это индейское колочение кулаками по воде. Скоро мы в этом убедимся.
Новицкий оделся, приступил к разделке выловленной рыбы. Ловко выпотрошил ее, отрезал головы, выбросил их вместе с окровавленными внутренностями в воду.
Поначалу все было тихо. Новицкий уже бросил на приятеля иронический взгляд, но тут же лицо его вытянулось. В том месте, где остатки рыбы погрузились в воду, она забурлила и покраснела. В этом водовороте можно было разглядеть спины и даже головы пираний, отчаянно бившихся между собой за лакомый кусочек. Но вскоре поверхность воды опять стала гладкой.
– Ну, что теперь скажешь, капитан? – поинтересовался Смуга. – Твое счастье, что у тебя на теле не было какой-нибудь раны.
– Видно, пока еще не предназначено мне перенестись на небо, к Аврааму на пиво, – ответил Новицкий. – Ладно, что было, то было, не будем об этом говорить.
Покончив с рыбой, Новицкий старательно загасил костер и оба они улеглись в гамаках, покуривая трубку.
– Ты обещал рассказать о каком-то необыкновенном случае, – напомнил Смуга. – Кто-то тебе предсказал, что ты не умрешь естественной смертью.
– Правду тебе сказать, не знаю, кто это и был, – начал рассказ Новицкий. – Случилось это года за два перед тем, как я стал ездить с тобой и отцом Томека в экспедиции. Шел я как-то раз на крохотном, древнем, дребезжащем трампе из Ливерпуля в Южную Африку, везли мы оружие и боеприпасы для англичан, тогда как раз была война с бурами[43]. Старушка эта, наша баржа, была прямо бочкой пороха, да еще перегруженная. Так что, когда в Бискайях[44] попали мы в сильный шторм, у всего экипажа во главе с капитаном ушла душа в пятки. Трамп так мотало на волнах, что он в любую минуту мог взлететь на воздух. А в довершение всего, я как раз подвернул ногу и должен был лежать на койке. Я привязался веревкой, потому что разбушевавшееся море бросало корабль, как мяч.
Волны переливались через борт, переборки трещали, так что разные мысли бродили в голове. И нога так мне, паскуда, мешала, не давала спать, только иногда я чуть задремывал, и все. Рано утром открываю я глаза. Шторм еще не улегся. В каюте полумрак. И тут же замечаю, что у меня в ногах стоит какая-то странная серая фигура, что-то вроде монаха с капюшоном на голове. Смотрел я, смотрел, не видать ни глаз, ни лица. Но чувствую, что привидение это в меня вглядывается. «Что за дьявол?» – думаю, щиплю себя за задницу: нет, не сплю и отчетливо вижу привидение. И тут оно обращается ко мне: «Не бойся, ты не умрешь своей смертью». Голоса я не слышал, но слова эти как-то проникли в мой мозг. Я принялся отвязывать веревку, и привидение стало потихоньку расплываться, и когда я сел, совсем исчезло. Пару дней мне как-то не по себе было, но потом я подумал, что судьбу не обманешь, чему быть, того не миновать, когда время придет.
