Потом Андрей рассказывал о делах на участке, подробно рассказал про нижний полигон. Леонтий слушал очень внимательно, не перебивая. Потом сказал:
– Я многое знал, конечно, но важно все знать из первых рук. Пожалуй, я бы смог придумать, как выбраться из ситуации.
– И как же?
– Нас тянет ко дну концессия. Необходимость постоянных больших вложений. Огромная отчетность. Офис, машины, бесконечные взятки, и все это невозможно остановить. Надо избавиться от статуса иностранного инвестора. Организуйте на вашем нижнем полигоне народное предприятие. Передайте ему нужную технику и работайте без офиса и взяток в Сонгвиле. На эту площадь, к нашему счстью, никто не претендует. Она слишком близка к большой реке и границе.
С идеей народного предприятия еще на участке Кулибали прожужжал Андрею все уши. Так назывался небольшой рудник с простой отчетностью и весьма щадящей системой налогов. Такую форму сонгайское правительство ввело, пытаясь как-то упорядочить старательскую добычу, от которой в казну вообще ничего не поступало. Именно так, кстати, была оформлена россыпь Мусы Бубакара.
– Но ведь владельцем такой концессии может быть только сонгаец?
– Ну и пусть будет. Я подберу вам подходящего сонгайца.
– Ну уж нет – отрезал Андрей – это абсолютно исключено.
Даже с его небольшим опытом, Андрей был наслышан об историях с русскими компаниями в разных африканских странах. Когда они сталкивались с неразрешимыми налоговыми или таможенными трудностями, им дружески советовали перейти в статус национальной компании, для чего принять на должность первого лица местного уроженца, номинально, разумеется: «Он ни во что вмешиваться не будет!» Трудности, действительно, разрешались, но вскоре местные уроженцы показывали зубки. Один заложил имущество компании, чтобы получить свой личный кредит. Другой продал технику, опять же в свой карман. Третий попросту явился в офис в сопровождении крепких парней и сообщил, что он тут хозяин, и теперь будет командовать.
– Вот и Алиевич думает так же, – подтвердил Леонтий. – А путь между тем есть. Оформляешь народное предприятие с местным президентом-директором, и одновременно он внутри компании отказывается от своих прав в пользу, скажем, тебя. Это выглядит смешно, но мне лично здешний нотариус говорил, что это возможно, законно и надежно. Получить малую концессию, передать оборудование. «Ауру» вместе с большой концессией и офисом закрыть. И все.
– Так чего ты не ставишь вопрос серьезно перед руководством?
– Если поставлю, надо взять это дело на себя, а мне сейчас не хочется. Я вообще смотрю немного в сторону. Мне англичане предложили должность в одной финансовой группе. Кроме Сонгая, у них интересы в Танзании, Сенегале, Цейлоне и на Соломоновых Островах. Центральный офис в Лондоне. Зарплата семь тысяч долларов в месяц и возможность поездок по миру. Я от такого не могу отказаться. Собственно, я на них уже понемногу работаю, только пока без контракта, так, за чаевые.
Андрей искренне порадовался за товарища, которому так здорово повезло. Тогда они оба еще не знали, что если русским, которые согласны работать и за две тысячи, предлагают семь, то это только потому, что не собираются платить вообще. Просто хотят попользоваться и подержать на крючке.
Было уже поздно, и они порядком расслабились, когда в их компанию влился вернувшийся из города Евгений Петрович. Они встретили его шумно и весело, но тот был донельзя расстроен, чуть не плакал. Выпив, он поведал им, что, оказывается, из девяти геологов, уехавших с участка получать свою половинную зарплату, в Москву улетело только трое. Остальные остались в Сонгвиле.
– Понимаете, – рассказывал Евгений, – в самый день расчета они с утра зашли в какой-то уличный бар водички попить. Случайно познакомились с сонгайцем, который учился в России. Симпатичный парень, отлично говорит по-русски. Слово за слово, рассказали ему свою историю. Он отвечает: «Как? Ваше дело правое, я вам помогу». Тут же привел их к какому-то адвокату. Адвокат их убедил, что по закону они получат всю сумму, что суд будет на их стороне, что он готов их защиту взять на себя. Новый друг опять: «Мы вам найдем, где жить, найдем питание, мы добрые люди, должны помогать друг другу.» В общем, трое получили свои деньги и улетели, а шестеро потребовали всю сумму. Теймураз разозлился, отвечает: «Раз так, я их больше не знаю, пусть теперь побегают по судам, узнают, что это такое».
И начались у бедняг мытарства. Каждый подписал у адвоката кучу бумаг, все на французском. Судебное заседание собирается, один адвокат говорит, другой адвокат говорит, судья устанавливает: отложить решение дела до выяснения таких-то обстоятельств. Потом новые выяснения, и так без конца. Адвокат им говорит: «Суд на вашей стороне, но надо немного подождать, потерпите». Поселили их в одной комнате в бедном квартале, света нет, вода за деньги, туалет во дворе, раз в день какя-то девочка варит котел риса. Свои деньги быстро кончились, дошло до того, что ходили мыться на реку.
Андрей поежился. Столица Сонгая не имела никакой канализации, кроме нескольких зловонных канав, по которым нечистоты стекали прямо в реку. Несмотря на это, тысячи людей постоянно мылись и стирали белье на ее грязных берегах, одновременно используя реку в качестве уборной. Евгений продолжал:
– Само собой, все болели. Малярия, брюшной тиф, кожные болезни. Нервы у всех. А процесс все тянется и тянется. Может, эти адвокаты нарочно договаривались тянуть, что бы побольше заработать? В общем, поняли, что влипли. Пришли к Алиевичу сдаваться, а Теймураз говорит: назад хода нет. Бросились в российское посольство, а их даже внутрь не пускают. От отчаяния устроили демонстрацию перед посольством. Привлекли внимание: шутка ли, белые бастуют! Посол звонит: разберитесь с ними, нам скандал не нужен. Теймураз смягчился, говорит, ладно, отзывайте ваш иск, заплачу, как обещал. Адвокат в истерике: «Как, вы отзываете иск в практически выигранном деле? Вы разрушаете мою профессиональную репутацию, вы наносите мне личное оскорбление. Я искренне взялся вам помочь, а вы отвечаете мне черной неблагодарностью. Все, теперь наши отношения чисто официальные. Заплатите мне за мою работу, мои расходы, мой гонорар, ваш долг за дом, за еду, и забирайте ваш иск.» И предъявляет сумму, от которой глаза на лоб лезут. Мужики просто плачут и проклинают себя. Им даже улететь не на что. И непонятно, что делать.
Через пару дней Андрей вернулся обратно на участок, готовиться к закрытию. Старая программа была выполнена, новая не подписана. Надо было домыть оставшиеся пески, постепенно уволить рабочих, навести порядок и по возможности все законсервировать. Они с Николаем разделили все оборудование на две части – то, что надо оставить на случай продолжения работ, и то, что можно продавать. Оставили себе лучшую технику с необходимыми запчастями и оборудованием, все крепенькое, компактное, надежное. Остальное подлежало реализации. Сонгайские купцы уже начали приезжать на участок. Николай, как лицо, ответственное за технику, согласился остаться, с переводчиком и несколькими сторожами и рабочими. Андрей и все остальные русские отправились в столицу, везя последнее золото. Он прожил в Сонгвиле еще некоторое время, занимаясь всякой отчетной бюрократией. Происходящая в компании печальная суета напоминала ему атмосферу заднего плана из «Семнадцати мгновений весны». Они вели энергичные, и в общем, разумные действия в безнадежной ситуации, перед лицом неумолимо наступающего превосходящего противника. Ни одна проблема не решалась, в лучшем случае оттягивалась, каждый день возникали новые трудности, и пространство маневра неуклонно сокращалось.
