— Не рассказывайте нам такие ужасы, Маноэль,— сказала Якита,— а то Минья и Лина всю ночь не сомкнут глаз!
— Не бойтесь,— ответил Маноэль.— Если понадобится, мы будем охранять их сон…
— Тише! — вдруг перебил его Бенито.
— В чем дело? — спросил Маноэль.
— Слышите?… Что за шум, там на берегу? — Бенито указал рукой вправо от жангады.
— В самом деле…— подтвердил Якита.
— Странные какие-то звуки…— прошептала Минья.— Будто по берегу перекатывают гальку…
— Кажется, я понял, в чем дело! — вскричал Бенито.— Завтра на рассвете любители черепашьих яиц и маленьких черепах найдут на берегу богатое угощение!
Он не ошибся: шум исходил от черепах, в бесчисленном множестве выползавших на берег для кладки яиц. Эти пресмыкающиеся выбирают себе подходящее место на берегу и откладывают яйца в песок. Начинают они на закате солнца и кончают на рассвете.
Черепаха-вожак выходит из воды и отыскивает удобное место. Тысячи ей подобных выползают следом и принимаются рыть лапами длинные канавки, после чего откладывают туда яйца; затем им остается засыпать их песком и хорошенько утрамбовать брюхом.
Для индейцев, живущих на берегах Амазонки и ее притоков, кладка яиц очень важное событие. Подкараулив, они раскапывают яйца и делят добычу на три части: одна для караульщиков, другая для племени, а третья для береговой охраны, которая наряду с полицией собирает дань с местных жителей. Те отмели, что обнажаются во время отлива и привлекают наибольшее количество этих пресмыкающихся, называются «королевскими пляжами». После удачного сбора черепашьих яиц у индейцев начинаются игры, пляски, пиры; это праздник и для кайманов — потом они пожирают объедки.
Но и это еще не все. Когда после кладки черепахи возвращаются к реке, их ловят, переворачивают на спину и сохраняют живыми, либо помещая в огороженные садки, либо привязывая к колышкам на веревке такой длины, чтобы они могли бродить по берегу и плавать в реке. Таким образом можно всегда иметь под рукой свежее черепашье мясо.
Иначе поступают с маленькими, только что вылупившимися черепашками. Панцирь у них еще совсем мягкий, а мясо чрезвычайно нежное; их едят так же, как устриц, но только вареными.
В провинциях Амазонки и Пара из черепашьих яиц изготовляют так называемое «черепаховое масло», которое не уступает лучшему маслу из Нормандии или Бретани; на это уходит от двухсот пятидесяти до трехсот миллионов яиц в год.
В водах бассейна Амазонки бессчетное количество черепах, и они закапывают в песчаные берега несметное число яиц. За ними охотятся не только люди, но и береговые птицы из отряда голенастых, пернатые хищники урубу и речные кайманы. Неудивительно, что число этих симпатичных животных с каждым годом уменьшается.
Наутро, чуть свет, Бенито, Фрагозо и несколько индейцев сели в пирогу и отправились на один из больших островов, мимо которых они проплыли ночью. Жангаду не стали останавливать, маленькому отряду не составит труда ее догнать.
На берегу виднелись небольшие холмики, указывающие места, где ночью были зарыты кучки яиц; под каждым таким холмиком в траншее лежало от 160 до 180 штук. Охотники не собирались их откапывать — из яиц, заложенных два месяца назад, уже вылупились тысячи маленьких черепашек, бежавших теперь по берегу к воде.
Пирога быстро наполнилась забавными животными, которые поспели как раз к завтраку. Добычу разделили между пассажирами и командой, и к вечеру от нее уже ничего не осталось.
К утру 7 июля жангада подошла к поселку Сан-Хозе-де-Матура, раскинувшемуся у небольшой речки, заросшей высокой травой. Здесь, если верить легенде, проживали когда-то хвостатые индейцы.
Путумайо — один из самых крупных притоков Амазонки. В XVI веке португальцы разрушили английские миссии, основанные еще испанцами. Теперь от них не осталось и следа. Единственное, что можно еще здесь встретить,— это остатки различных индейских племен, которые различаются по рисунку татуировки. Путумайо течет с гор Пасто, на северо-восток от Кито, сквозь прекрасные леса диких деревьев какао. Она судоходна на протяжении ста сорока лье для судов с осадкой не более шести футов и со временем должна стать одним из главных водных путей Западной Америки.
Погода портилась. Еще не было затяжных дождей, но начались грозы. Жангада не зависела от ветра и благодаря большой площади не подвергалась качке, даже когда на реке вздымались волны; но на время ливней путешественникам приходилось прятаться в дом, и тогда они коротали время за разговорами, скрашивая ими вынужденное безделье.
Торрес теперь начал понемногу принимать участие в общей беседе. Его приключения во время многочисленных путешествий по Северной Бразилии служили темой рассказов. Он повидал много интересного, но рассуждения его были так циничны, что нередко коробили его прямодушных слушателей. Бразилец оказывал особое внимание Минье, правда, не позволяя себе чрезмерной назойливости, из-за чего недовольный Маноэль не считал себя вправе публично возмутиться. К тому же девушка испытывала к Торресу неприязнь и отнюдь не пыталась ее скрывать.
Девятого июля на левом берегу реки показалось устье Тунантина, притока, текущего с западо-северо-запада: он орошает земли индейцев касена и вливает свои темные воды в Амазонку, образуя лиман шириной в четыреста футов.
Амазонка становится здесь поистине величественной, но русло ее все больше загораживают всевозможные острова и островки. Лоцману потребовалось все его искусство, чтобы вести жангаду сквозь этот архипелаг, лавировать между берегами, избегать мелей, обходить водовороты и не терять главного направления.
Он мог бы войти в Агуати-Парана, своеобразный естественный канал, который отходит от Амазонки чуть выше Тунантина и позволяет вернуться в нее на сто двадцать миль ниже по течению, через устье реки Япуры. Но если в самом широком месте Агуати-Парана достигает ста пятидесяти футов, то в самом узком не превышает шестидесяти, и жангаде там было бы трудно пройти.
Тринадцатого июля, миновав остров Капуоро и устье Жутаи, которая течет с юго-запада и вливает в Амазонку свои темные воды, образуя бухту в тысячу пятьсот футов шириной, наши путешественники продолжали свой путь. Наглядевшись на полчища премилых светло-серых обезьян с красными, словно выкрашенными киноварью, мордочками, которые жадно уничтожали орехи с пальм, давших название реке Жутаи, они причалили у маленького городка Фонти-Боа.
Фонти-Боа, как и большинство поселков-миссий на Амазонке, не раз перекочевывал с места на место по воле его непоседливых жителей. Однако теперь этот прелестный городок как будто бы покончил с кочевой жизнью и впредь станет оседлым. Три десятка крытых пальмовыми листьями хижин разбросаны вокруг церкви Гвадалупской Божьей матери — темнолицей мексиканской Богородицы. В Фонти-Боа насчитывается около тысячи жителей — индейцев с обоих берегов реки, которые пасут большие стада скота на тучных окрестных пастбищах. Но их занятия не ограничиваются скотоводством: они еще и охотники или, вернее, ловцы ламантинов.
