XII. Третья поездка на корабль. Пингвины
Беспокоясь о судьбе наших двух плотов, прикрепленных у берега довольно непрочно, я поднялся до рассвета, чтобы пойти осмотреть их. Вся семья покоилась в глубоком сне. Я тихо спустился с дерева. При виде меня проснувшиеся уже собаки стали прыгать около и ласкаться, как бы понимая, что я отправляюсь из дома. Петух и куры весело хлопали крыльями и слетели с насестей. Овцы и коза уже ели свежую траву. Я поднял лениво лежавшего осла и, к великому его неудовольствию, запряг его одного в сани, не желая утомлять еще недоенную корову. В сопровождении двух собак я отправился на прибрежье.
Я нашел наши два плота в хорошем состоянии оставленными на суше бывшим тогда отливом. Я взвалил на осла ношу небольшую, желая сберечь его силы для дальнейшей работы и поскорее вернуться к Соколиному Гнезду. Каково же было мое удивление, когда, возвратившись к дереву, я увидел, что никто из семьи еще не подымался, хотя солнце стояло уже высоко. Я принялся бить палкой по медной посуде, производя шум, способный внушить мысль о нападении диких.
Скоро на галерейке появилась жена, казавшаяся совершенно смущенной от своего промаха. Я поднялся к ней.
— Это матрацы, — сказала она, — до такой поры продолжили мой сон. Бедные дети также испытывают их силу, потому что едва могут протереть глаза.
Действительно, маленькие сонули зевали, потягиваясь, и, казалось, вовсе не были расположены подняться с постелей.
— Вставайте, вставайте! — крикнул я громко. — Не ленитесь, дорогие мои!
Первым поднялся Фриц. Эрнест явился последним, и его наружность свидетельствовала до какой степени ему тяжело было расстаться с постелью.
— Неужели ты до того ленив, — сказал я, — что позволяешь опередить себя маленькому Франсуа?
— Ах, как приятно, — сказал он, подымая отяжелевшие руки, проснувшись, снова засыпать. Я попросил бы будить себя каждый день за два часа до рассвета, чтобы только иметь удовольствие снова засыпать.
— Какая утонченная леность! — воскликнул я. — Если ты отдаешься таким образом лености, то вырастешь бессильным и нерешительным.
Он сделал над собой усилие, чтобы прогнать остаток сонливости, и я замолчал.
Когда все собрались, мне пришлось выслушать общее восхваление матрацов; решительно, койки не могли с ними равняться. Мы наскоро позавтракали и отправились на прибрежье, чтобы окончить перевозку оставленных на нем вещей.
Два похода были совершены в очень короткое время, и так как я заметил, что вода прибывала и уже доходила до плотов, то решился воспользоваться этим обстоятельством и переправить плоты в залив Спасения, где они подвергались меньшей опасности, чем на отмели пред Соколиным Гнездом.
Я отправил жену и трех младших детей и, вместе с Фрицем, стал ожидать, чтоб вода подняла плоты.
Но Жак, замешкавшись на берегу, смотрел на нас до того печально, что я не мог противиться его молчаливой мольбе и решился взять его с собой.
Скоро волны подняли нас, и, соблазнившись хорошей погодой, я направил плоты не в залив Спасения, а снова к кораблю. Но мы прибыли на него так поздно, что на большой или важный груз не оставалось время.
Тем не менее мы осмотрели все закоулки корабля, чтобы собрать несколько предметов и не вернуться с пустыми руками.
Вскоре я увидел Жака, двигавшего перед собой тачку и радовавшегося тому, что при помощи ее он будет в состоянии, не уставая, перевозить довольно большие тяжести.
Фриц объявил мне, что за дощатой перегородкой открыл разобранную на части пинку* со всеми принадлежащими к ней снастями и даже двумя маленькими пушками.
______________
* Маленькое судно с квадратной кормой.
Эта весть сильно обрадовала меня: я бросил работу, чтобы немедленно увериться в рассказе. Фриц не ошибся; но я тут же заметил, что спуск пинки в воду будет стоить нам огромных усилий.
И потому мы отложили это дело до другого дня; на этот раз приходилось удовольствоваться некоторой домашней утварью и посудой: котлами, сковородами, тарелками, стаканами и тому подобное. Я присоединил к этим вещам жернов, терку, новый бочонок пороху, другой с ружейными кремнями. Не только не была забыта Жакова тачка, но мы захватили еще несколько тачек, которым очень обрадовались. Все это нам нужно было нагрузить как можно поспешнее, чтобы на обратном пути не быть застигнутыми ветром с суши, который поднимался каждый вечер.
Гребя к берегу, мы увидели на нем множество стоявших маленьких существ, которые казались одетыми в белые платья, по-видимому, смотрели на нас с любопытством и по временам даже братски протягивали к нам руки.
— Не в стране ли мы пигмеев? — смеясь спросил я Жака.
— Или в стране лилипутов? — вскричал он.
— Я думаю, — сказал Фриц, что перед нами стая птиц; я вижу их клювы, а что мы приняли за руки, то верно их крылья.
— Ты прав, дорогой мой: — эти существа, принятые нами за сверхъестественные, не более как пингвины. Эти птицы отлично плавают; но природа наделила их такими короткими крыльями, сравнительно с величиной их тела и ногами, устроенными до того неудобно для ходьбы, что когда они стоят на земле, то к ним очень легко подойти. Притом, они до того ленивы, что даже приближение человека едва сгоняет их с места.
Когда мы приблизились к берегу на несколько сажень, Жак внезапно вскочил в воду, вооруженный одним из наших весел, и прежде чем пингвины обеспокоились нашим приближением, он ударил и свалил нескольких. Остальные, при виде такого грубого поступка, разом, как бы по команде, нырнули в воду и исчезли.
Оглушенных Жаком мы связали и положили на берегу.
Время было слишком позднее, чтобы мы могли приняться за разгрузку наших плотов. Мы положили на тачки только пингвинов, терки, несколько кухонной посуды и почти бегом добрались до Соколиного Гнезда, где, как и всегда, наше прибытие возбудило живую радость. Собаки известили о нашем прибытии громким лаем. Мать пришла в восторг от находки тачек; дети с любопытством осматривали клад. Табачные терки вызвали легкие насмешливые улыбки, которые я не хотел заметить. Затем всякий с изумлением рассматривал пингвинов, из которых многие пришли в чувство. Я велел привязать их к нашим гусям и уткам, чтобы приучить нашу новую живность к пребыванию на птичнике.
Деятельная хозяйка показала мне, со своей стороны, большой запас собранных в наше отсутствие картофеля и маниоковых корней. Затем маленький Франсуа сказал мне с таинственным видом:
— Папа, как ты удивишься, когда мы скоро соберем кукурузу, тыквы, огурцы и овес. Мама посадила их много, много.
— Маленький болтушка! — вскричала мать, — зачем выдал ты меня? Мне так хотелось изумить папу!
