В поисках собеседников я отправляюсь на корму, но море немного штормит, баллов под пять, накрапывает дождик, и корма, главный судовой клуб и «вечевая площадь», пустынна. Что ж, море тоже собеседник, причем из самых лучших. Оно умеет слушать, не перебивая и ничем не проявляя недовольства и скуки. Какая жалость, что только слушать, сколько бы оно могло рассказать! Оно знает главную тайну бытия — как зародилась жизнь. Люди могут выдвигать гипотезы и строить теории, а море знает. Как сказал не помню кто: «Люди кружатся и гадают, а тайна сидит в середине и знает». Сто лет назад многие были шокированы, когда им дали понять, что их предки резвились на деревьях, цепляясь хвостами за сучья. Теперь уже родство с обезьяной никого не оскорбляет; объявились куда менее почтенные предки; ведь, по общепринятой гипотезе, жизнь-то зародилась в океане. А раз так, то можно представить себе, что именно оттуда миллиарды лет назад выбрались на сушу существа, дерзко решившие рано или поздно стать человеком. Вообразите, какой-нибудь высокочтимый лорд вылавливает из пруда не просто карпа, а своего дальнего родственника! И карп с упреком говорит: «Постыдился бы! Мы с тобой одной крови — ты и я». Рехнуться можно!
Человечество вышло из моря и понемногу возвращается к нему.
Пока только в фантастике, а пройдет сто, пятьсот, тысяча лет — и там, где плещутся волны океана, появятся плавучие города и страны, люди-амфибии заселят Маракотовы бездны. Море необъятно, оно всех примет и прокормит…
От дальнейших туманных мыслей меня отвлекает появление «бога погоды» — шефа синоптиков Александра Васильевича Шарапова.
Как только погода портится, Александр Васильевич становится самым популярным на судне человеком: у него всегда можно узнать свежие новости. А одна новость может оказаться чрезвычайно злободневной.
Дело в том, что в полутора тысячах миль от нас образовался тайфун.
Несколько дней подряд на диспетчерских совещаниях все с растущим интересом следили по синоптическим картам за его движением. Сначала он, как доложил Шарапов, сместился на северо-запад, параллельно нашему курсу, и все успокоились. Потом тайфун стал отклоняться на север, и все засуетились, потому что мощность этого изверга 10 баллов и будет мало хорошего, если он зацепит нас своим хвостом.
— Ну, как поживает «Бэйб»? — поинтересовался я, фамильярно называя тайфун по имени, которое он, едва родившись, уже успел получить.
— Ловит нас, как муху, — отозвался Александр Васильевич и, оценив мое повышенное внимание, добавил: — Видимо, ничего у него не выйдет, ускользнем. Пока он еще только в первой фазе.
Я кивнул. Про фазы я уже слышал. Первая — это депрессия, вторая — шторм, третья — сильный шторм, а четвертая — тайфун. Конечно, неплохо бы с ним познакомиться поближе, но лучше не надо. Лучше про тайфуны читать в книгах и смотреть на них в кинохронике.
Будто угадав мои мысли, Александр Васильевич поведал: — Наши кинодеятели ко мне по десять раз на день пристают: какие перспективы? Очень им хочется снять тайфун, переживают, как бы не прошел мимо. Докаркаются, черти.
У нас на борту киногруппа из Владивостока, Василий Рещук и Валентин Лихачев. По заказу Центрального телевидения они будут снимать фильм о нашей экспедиции и, как и все операторы, мечтают о таких кадрах, чтобы зритель «стонал и плакал». Но остальные сто сорок человек на корабле от всей души надеются, что эти мечты не осуществятся. Нам, в нашем тринадцатом рейсе, такие приключения ни к чему. Нам бы лучше, чтобы Вася и Валентин всю дорогу снимали гладкое, как полированный стол, залитое солнцем море.
Я продолжаю с удовольствием беседовать с Александром Васильевичем, он мне симпатичен. Ему уже пятьдесят пять, он невысок, но коренаст и, видимо, силен. У него типично боксерская походка, голова чуть наклонена вперед, а руки согнуты в локтях — так и кажется, что он вот-вот примет основную стойку. В прошлом молодой Шарапов был чемпионом Таджикистана по боксу, и, хотя с тех пор прошло больше тридцати лет, выправка сохранилась, да и сила тоже. В последние годы доцент Шарапов преподает в Дальневосточном рыбном институте, но как только выпадает счастливая возможность, уходит в море. Вряд ли найдется капитан, который не мечтал бы заполучить себе такого синоптика.
Мир тесен! Владимир Панов, бывший начальник станции Северный полюс-15, на которой мне довелось дрейфовать, занялся проблемой обледенения судов. И вот оказалось, что Александр Васильевич не только хорошо знает Панова, но даже вместе с ним работал над этой проблемой в дальневосточных морях.
— Мы с Володей вышли в Охотское море на небольшом судне, специально оборудованном для натурных испытаний, — рассказывает Александр Васильевич. — Обледенение — страшная штука, ведь оно иной раз завершается «оверкилем», когда судно опрокидывается и гибнет со всем экипажем. Был, правда, случай в Беринговом море, когда один человек спасся — сумел забраться на киль и, хотя его сбросило волной, продержался до подхода спасательной партии. Но этот случай нетипичен, обычно экипаж погибает. Нашей целью было изучить физику образования льда и поведение судна во время обледенения. Поэтому мы не только его не избегали, а наоборот, шли навстречу, «создавали условия»: судну — лед, себе — острые ощущения. Как-то лег спать, вдруг прибегает капитан, глаза квадратные: «Вставай!»
Судно теряет остойчивость, ложится и задумывается! Ну, «задумывается» — это значит не ведет себя нормально, как ванька-встанька, а ложится на один борт, медленно-медленно поднимается, а потом на другой борт — вроде бы размышляет, что делать дальше. Верный признак того, что остойчивость на пределе. Я капитану: «К берегу, быстро!» Вернулись в Находку, зашли в бухту и сделали кренование: весь экипаж выстроился и по команде — сначала к одному борту, потом к другому. А на палубе стоит маятник и отмечает угол крена, по которому и определяется остойчивость. Тогда-то мы и поняли, как счастливо избежали «оверкиля»… В ту экспедицию пришли к выводу, что обледенение происходит в основном за счет брызг морской воды и усугубляется, если в это время идет снег. По мере обледенения все больший процент льда приходится на рангоут (мачты, реи) и такелаж.
Этот лед самый опасный, поскольку расположен он значительно выше центра тяжести судна, и его следует обкалывать в первую очередь…
Впрочем, стоит ли вспоминать про лед, когда вот-вот начнем загорать?
В заключение нашей беседы Александр Васильевич сделал мне лестное предложение. Дело в том, что он пишет учебник и хочет опробовать на непосвященном доступность изложения материала. Не желаю ли я прослушать цикл лекций по метеорологии и смежным дисциплинам?
