Поскольку ночевать на арбузном поле мне не хотелось, я пошёл дальше, не стопя, ожидая интересного развития событий и приглашения в гости. Но домов вдоль дороги не было — одни лишь поля. Через десять минут другой седобородый старик, обихаживавший свою арбузную плантацию, обратил на меня внимание, подозвал и с большой радостью скормил мне длинный арбуз прямо с грядки. Съев большой арбуз после большой дыни, я чрезвычайно отяжелел и стал подумывать о скором приземлении.
По счастью, справа от дороги показалось село с мечетью. Вот то, что нужно! Свернул туда. Маленькая деревенская мечеть приютилась среди кустов и арбузных полей. Несколько крупных, высоких, бородатых стариков тусовались на циновках подле мечети, ожидая захода солнца.
Моё появление вызвало большой интерес. Постоянные посетители мечети оказались умными, добрыми и осведомлёнными в мировой политике людьми. Назавтра оказалось, что большинство из них — школьные преподаватели, а имам — по совместительству и директор школы (можно сказать «церковно-приходской»), а также и доктор народной медицины.
Здесь никто не стал нервничать, остерегаться «Аль-Каиды», проверять документы и звать ментов, чего я немного опасался. Наоборот, все стали расспрашивать, потом пытались накормить ещё одним арбузом, потом принесли ужин. Сгустилась ночь. Электрического освещения не было видно, всё происходило при свете газовой лампы. По причине жары молитвы проходили не в самой мечети, а во дворе её, на циновках. Газовая лампа ставилась впереди и указывала направление на Мекку. Однако, азан (призыв на молитву) звучал не простым голосом, а через микрофон и динамик. Может быть, Саудовская Аравия спонсирует афганские мечети динамиками на батарейках?
После пятой (ночной) молитвы меня устроили спать в комнате у имама.
31 августа, среда. Сельская школа. Мазари-Шариф
Рано утром к имаму пришёл человек, ведя за руку маленького пятилетнего ребёнка, и неся с собой два длинных ивовых прута.
Имам коротко поговорил с пришедшим, достал ножик и произнёс молитву. «Ага, наверное будет делать обрезание», — подумалось мне. Но имам взял пруты и ножик, прислонил один прут к плечам ребёнка, произнёс «Бисми Ллахи р-рахмани р-рахим» («во имя Бога, милостивого, милосердного») и отрезал кусок ветки по ширине его плеч. Потом опять прислонил прут к ребёнку, произнёс те же слова и отрезал ещё кусок. Приложил к талии, опять произнёс и опять отрезал. Так, произнося «Бисми Ллахи р-рахмани р-рахим», он как бы снял мерку с ребёнка, переведя все его линейные размеры в кусочки прутьев. «Мерку снимает зачем-то», — удивился я.
Когда нарезка прутьев была завершена, имам убрал ножик, произнёс ещё одну молитву и похлопал ребёнка по плечам. Взрослый, довольный, наблюдавший за процессом, вручил имаму пять афгани ($0,1) и увёл ребёнка.
— Что это было? — спросил я имама.
— Лечение. Ребёнок приболел, но, иншалла, теперь он будет здоров! — отвечал имам.
Я удивился. Но тут ещё продолжил удивляться: оказалось, мечеть функционирует ещё не только как поликлиника, но и как школа, а имам — её директор! Вчерашние же старики, посетители мечети, многие работают здесь же как преподаватели!
Вот дети собираются на учёбу. Обучение происходит во дворе мечети, на постеленных на землю циновках. Преподаватель с бородой и в халате, достаёт книжку и начинает читать по ней — оказалось, урок истории.
Дети разновозрастные, кому с виду 10, а кому и все 14 лет, все мальчики. Один ученик очень длинный, остальные обычного размера. Все делают вид, что слушают историка. Но поминутно оглядываются на иностранца. Пришлось, чтобы не срывать учебный процесс, временно спрятаться в домик имама, где уже чудно возник завтрак — рис, хлеб и чай. Наверное, жена имама принесла угощение, пока я глазел на школьников, а они на меня.
Пока пил чай, урок сменился на математику. Другой учитель, похожий на первого, достав доску, чертил мелом на доске примеры, а ученики по очереди решали их. Задали примеры и мне — я решил три, от самого простого до относительно сложного (конечно, тоже простого). Учитель, переведя мой ответ из европейских цифр в афганские, был удивлён и обрадован «высоким уровнем» моих знаний.
Третий учитель был географом. Этот, как и первый, доской не пользовался. Карт и других пособий у него тоже не наблюдалось, но он зачитывал с учебника. Я взял у одного из учеников тетрадку и в ней проявил своё знание географии, нарисовав схематическую карту Афганистана и сопредельных стран. Урок был безнадёжно сорван, все ученики галдели и толпились вокруг меня.
Один из взрослых высказал спасительную мысль, что неплохо бы мне осмотреть и другие школы в округе (и тем самым уберечь детей и учебный процесс от моего присутствия). Оказалось, недалеко есть ещё две школы. Со мной пошли несколько провожатых — дети, довольные, что прогуляют урок. Одна школа размещалась в ооновских палатках для беженцев, таких палаток было штук десять, каждая — отдельный класс. Навстречу мне выбежал директор школы — очень важный дяденька (как и все, в халате и с бородой), а за ним шлейфом все преподаватели, включая очень вежливого и предупредительного учителя английского языка. Вероятно, они подумали, что приехал представитель заокеанских спонсоров с инспекцией, хорошо ли используются гуманитарные ооновские палатки. Побыл я с ними минут пять, слишком уж важные все тут были, да и дети совсем заниматься не хотели, выбежали все из-под шатров, невзирая на вопли учителей. Поблагодарил и ушёл. Тут меня повели в ещё одну школу, самую понтовую, занимающую цементное одноэтажное облупленное здание. Зато над ним висел афганский флаг и портрет Карзая. Всё сооружение было рядом с дорогой, и чтобы проезжающие иностранцы видели процветание Афганистана, на стене было крупно написано по-английски:
«ВЧЕРА — склад военной аммуниции.
СЕГОДНЯ — прекрасная школа.
ПОСТРОЕНА — на деньги США.
Мин обнаружено: 3.»
В показательную школу меня не пустили. Выбежал охранник и не дал ничего посмотреть. Может быть, американцы и впрямь выделили деньги, но их растащили или использовали не так, и поэтому визит любых иностранцев без предупреждения был сюда нежелателен. Хотя я уже успел усомниться, что в этом облезлом цементном коробе с портретом и флагом находится и впрямь «прекрасная» школа. Может быть, лишь во флаге и портрете и заключалась её прекрасность, а внутренность и стыдно показать было: любуйтесь лишь проездом! Самое лучшее отношение оказалось в самой простейшей школе, куда я и вернулся за рюкзаком.
