Итак, вечером в среду 22 июля мы достигли границ известного мира.
— Интересно, выдал ли Колумб хотя бы по чарке вина своим матросам, когда приплыл к Америке? — с деланным безразличием обращается ко всем Саша.
— Колумб, конечно, выдал, и от Пети мы такой же награды потребуем, — говорю я, стискивая зубы, чтобы они не стучали от холода, как кастаньеты.
— Я могу хватить сто граммов и без повода, — добавляет Бонапарт.
— Будет, будет вам по чарке, дайте срок! — бодро кричит Петя.
Но нам не везет. Левый берег Монни возле устья заболочен, а правый слишком лесист — негде разбить палатку. Мы слишком измучены, чтобы идти вверх по долине Монни в поисках подходящего для лагеря места.
— Переправимся на ту сторону Уямкунды, — предлагаю я.
Действительно, прямо против устья Монни виден плоский песчаный берег; он очень удобен для лагеря, хотя, может быть, и опасен в случае наводнения.
Уямкунда глубока; нам приходится влезть в лодку и переправляться к правому берегу на веслах.
Разгрузка лодки, разжигание костров и установка палатки затянулись до поздней ночи. Все мы до того устали, что отказываемся от горячего ужина и залезаем в постели, ограничившись лишь крепким сладким чаем со спиртом и холодным мясом. Увы, нам приходится есть его почти без хлеба — запасы печеных лепешек подошли к концу.
Пока мы возились с сушкой одежды и чаем, дождь прекратился. Поднявшийся ледяной ветер немного разогнал облака, и в небольшом окошке показался, но сейчас же скрылся кусочек светлого неба.
— Барометр поднялся на два миллиметра! — радостно объявил Саша, поднеся к циферблату колеблющееся пламя свечи.
К сожалению, наши надежды на улучшение погоды не оправдались. Еще не успели мы закончить обсуждение планов на ближайшие дни, как по палатке опять дробно застучали капли. Услышав эту привычную монотонную музыку, Петя замысловато выругался и, повернувшись на бок, закрыл голову одеялом.
Я завожу свои часы и, перед тем как положить их под подушку, смотрю на стрелку — четверть первого ночи. Ой как поздно! Скорее спать!
К утру барометр поднялся еще на пять миллиметров. Измученный предыдущим днем, я просыпаюсь лишь в на- чале десятого и выползаю из палатки.
Дождя нет, но небо почти сплошь затянуто низко бегущими рваными тучами. Только на востоке, где за сумрачным горизонтом скрывается вожделенная наша цель, видны редкие просветы с удивительно ярким, как бы умытым, изумрудно-зеленым небом. Вдоль Уямкунды тянет пронизывающий до костей ветер. Поеживаясь от холода, смотрю на термометр — о ужас, ртутный столбик стоит на полутора градусах! Не удивительно, что вместо дождевых капель ветер наносит на меня редкие легкие снежинки. Трудно поверить, что совсем недавно нас обжигало горячее солнце и мы с удовольствием купались в хорошо прогретой воде!
Подхожу к берегу и останавливаюсь в удавлении. Лодка, вытянутая вечером на берег, сейчас вся окружена водой; еще чуть-чуть, и она могла бы уплыть. Сильно поднявшаяся за ночь Монни почти целиком перегородила Уямкунду. Образовавшаяся водная преграда почти остановила медлительное ее течение, и та разлилась выше впадения Монни большим почти стоячим озером. Только это обстоятельство и избавило нас от необходимости гнаться по берегу за унесенной лодкой. Не поднимая тревоги, разворачиваю трос и подвязываю лодку к одному из ближайших кустов тальника. Затем, вернувшись к палатке и собрав большую кучу речного валежника, с трудом разжигаю огонь. Раздуваемый порывистым ветром, постепенно разгорается и вскоре весело трещит высокий костер; из палатки показываются заспанные лица моих товарищей.
Накануне мы продумали план действий. На мою долю приходится выпечка хлеба. Все наши запасы хлеба и лепешек съедены; необходимо заготовить новые хотя бы на неделю вперед. Мои спутники должны в это время построить склад для части продуктов и собранных по Ангарке образцов, а также всех громоздких вещей, включая лишнюю одежду, посуду, охотничьи припасы и разную ненужную мелочь. Все это мы хотим оставить близ устья Монни. Ведь отсюда, возможно, мы будем продолжать наше путешествие пешком. Кроме того, пока я буду занят хлебом, Куклин, Таюрский и Бонапарт должны забросить на себе часть продуктов к нижнему концу лавового потока. Отсюда до вулкана не менее недели пути, и, следовательно, нам необходимо располагать для этой части путешествия по крайней мере трехнедельным запасом провианта. Разумеется, унести на себе такой груз за один прием мы не в состоянии; его необходимо доставлять в верховья Монни по частям.
После завтрака мы устраиваем рядом с костром навес из уложенных на жердях больших кусков древесной коры. Для этого пришлось ошкурить на корню три-четыре толстые лиственницы. Мне жаль смотреть на оголенные деревья, которые ждет теперь скорая гибель. Кора содрана на протяжении полутора-двух метров; белоснежная древесина ободранных стволов напоминает обнаженное тело.
Навес установлен почти над огнем. Это позволит мне, когда я останусь один, заниматься хлебопечением, не боясь дождя.
Я заквашиваю в фанерном ящике тесто, а пока оно подходит, развешиваю для просушки нашу запасную одежду и белье. От длительной непогоды все страшно отсырело и увеличилось в весе не меньше чем в полтора раза. Прежде чем мы выступим в пеший поход, необходимо все основательно просушить. К счастью, то, что хранилось в оцинкованном ящике вместе с картами и документами, совершенно сухо: влага туда не проникла; зато моя записная книжка, постоянно лежащая в полевой сумке, сильно отсырела.
Пока я вожусь в лагере, все остальные переправляются на левый берег Уямкунды, где на стрелке, отделяющей ее от Монни, растет прекрасный лиственничный лес. Здесь решено устроить склад.
Петя и Саша находят три близко растущих молодых дерева и срубают их на высоте около трех метров. Затем на них возводится небольшой треугольный сруб с помостом из накатника и крышей из двух слоев плотно уложенной и придавленной тяжелым бревном древесной коры. Надежно укрытое от непогоды и зверей хранилище для провианта потребовало всего около полудня дружной работы. В Сибири такие воздушные склады называют лабазами. Они быстро строятся, не требуя ничего, кромо острого топора и умелых рук, и прекрасно предохраняют продукты как от сырости, так и от диких зверей. Наибольшую опасность для таких складов представляют, конечно, медведи с их хорошей смекалкой. Но и они не в состоянии проникнуть в такой лабаз-сруб, который но меньше чем на полметра выдается в сторону над стойками. Проникнуть в него, после того как сооружение возведено и закрыто крышей, можно лишь по лестнице или наклонно прислоненному бревну с зарубками. Для того чтобы медведю невозможно было добраться по какому-нибудь из подпорных стволов к основанию сруба, Петя со всех них сдирает кору. Гладкие и твердые лиственничные столбы, в которые зверю почти невозможно вонзить когти, представят теперь серьезную преграду для мохнатого лакомки.
