Любовь к гробницам у людей отмечается с древних времён. Ещё самый древний человек изобрёл обряд погребения и клал вместе с трупом покойного в землю также предметы быта и труда, которые покойному вовсе не были нужны. Постройка египетских пирамид, поклонение мощам святых в некоторых религиях, мавзолеи Ленина, Ким Ир Сена и Мао Цзедуна — всё это символы гробопоклонства, которое свойственно многим народам и людям. Во многих случаях сами покойные герои были против такого нездорового интереса к их могилам и такого возвеличивания после смерти. «Лучше, — сказали бы они потомкам, — вы бы при нашей жизни исполняли наши советы и заветы, или последовали нашим учениям после нашей смерти». Но нет, проще построить золотую гробницу герою или святому, чем самому стараться стать похожим на них.
Посмотрели мы эту гробницу, и нас повезли дальше, в Джангалак, где сохранился дом, вернее даже усадьба Масуда. По словам наших провожатых, Масуд сам избегал жить в этой усадьбе (шикарной по афганским меркам; наши «новые русские» и чиновники пренебрежительно посмотрели бы на одноэтажный «замок» хозяина Панджшера). Говорят, что Масуд предпочитал жить в простом глиняном доме своих родителей, а эта усадьба использовалась им как офис, для представительских целей. Сейчас здесь живёт и следит за усадьбой некий друг Масуда со своими детьми, лишившийся жилища во время войны.
Во дворе у Масуда рос яблоневый сад, и наши попутчики угостили нас яблоками (с разрешения сторожа), а также чистой родниковой водой, которая там вытекала из шланга. Во дворе был и турник Масуда, я подтянулся 20 раз (турник оказался неудобный, на очень большую кисть руки, ибо сделан он из железной толстой трубы). В дом заходить не стали.
После этого мы расстались с русскоговорящими афганцами: они поехали домой, в Кабул, а мы направились дальше, в верховья ущелья. Кстати, нам с собой подарили два арбуза, и это было очень символично. По традиции, второго сентября мы отмечаем День АВП — годовщину Академии Вольных Путешествий, и обычно в Москве в этот день (или в другой более удобный день поблизости) мы просим всех приобрести и притащить на тусовку арбузы. Так и сейчас мы ели арбузы, и два из них нам дали с собой в дорогу, я так воспринял — по случаю 10-летия Академии.
Навстречу опять попадались караваны. Некоторые уже встали на ночёвку на вытоптанных площадках около речки, наверное, это уже давно всеми признанные караванные стоянки.
Вскоре и стемнело. Остановились на ночь где попало — на поле, опасаясь из-за мин спать на нетронутой земле. Жители дома, которым принадлежало поле, удивлялись на наше появление, нас немножко побаивались и в гости не позвали. Мы съели арбуз и отправились в мир сна.
3 сентября, суббота. Вверх по Панджшеру (до пос. Парьян)
С рассветом пошли дальше. Навстречу — удивление! — огромный поток маршруток и машин в сторону Кабула. Значит, выше в ущелье есть ещё большое село, а может быть и не одно.
Две попутные маршрутки провезли нас бесплатно — сперва одна, потом вторая, причём во второй водителем был смешной бородач, улыбался и махал нам из кабины (а мы ехали на крыше маршрутки рядом с сумками и арбузами). Так и прибыли в крупное село Хиндж, которое и порождало все эти машины и маршрутки. Купили здесь хлеба (как оказалось, последняя хлебная лавка в Панджшере, выше уже все сами пекут хлеб), бутылку газировки и других продуктов.
В одной лавке была табличка «РСО», что означает в Афганистане «Телефон» («Public Calling Office»). Мы думали, что здесь нормальный телефон, как в обычных городских отделениях связи. Но, как только Олег захотел позвонить, все засуетились, забегали. Вскоре хозяин принес из дома солидную трубку спутникового телефона. Им пользовались только по особым случаям. Цена оказалась в пять раз выше, чем обычно, но Олег, как богатый швейцарец, не огорчился.
Помимо телефона и базара, — село Хиндж было снабжено выездным постом, где, перегородив дорогу верёвкой, сидели, скучая, менты. Пропускать дальше они не хотели: говорят, визы не достаточно, нужно ещё специальное письмо из Кабула! Есть ли оно у вас? Я предъявил, одно на двоих, письмо от Академии Вольных Путешествий, которое написал на языке фарси наш друг Антон Веснин. Это письмо (бывшее у одного меня; Моренков прилетел из Швейцарии и письмом не обзавёлся) постовых удовлетворило, и нас пропустили — и хорошо, а то пришлось бы возвращаться.
В районе Хинджа нас нагнал старый уазик. В нём ехало уже трое афганцев, причём направлялись они в посёлок Анджуман, что за перевалом. Однако, за перевозку водитель-бородач захотел по 100 долларов с носа, дешевле никак. Это и был единственный в поездке бородач-деньгопрос. Мы их покинули и обогнали их пешком, т. к. жадный уазик в сию же минуту заглох и заводиться не захотел.
Потом было опять купание на реке и опять караваны. По обочине всё валялись остатки танков (сколько же их было!) Многие части военной техники использовались сейчас в мирных целях: то колёса от БТРа вмонтируют в каменную ограду поля, то гусеницами от танка укрепляют эти же заборы, то вместо водосточной трубы торчит что-то, подозрительно напоминающее чьё-то дуло. Огромные гильзы используются для строительства, а также втыкаются в землю в качестве придорожной табуретки.
И вот, о чудо! Маршрутка до Парьяна, самого высокогорного села (среди тех, куда здесь ходят маршрутки). В ней, помимо других пассажиров, ехал из Кабула англоговорящий доктор. Направлялся он в свою клинику, единственную на весь Парьян и все окрестности (в радиусе восьми часов конского ходу).
За маршрутку заплатили по 100 афгани: этот водитель не оказался жуликом и 100 долларов не требовал. А ехать было довольно далеко. Долина то расширялась — и тогда с обеих сторон виднелись поля и домики; то сужалась, и тогда справа от дороги шумела река, а слева высилась гора. Дорога была шириной в одну машину, и хорошо, что встречных машин тут уже не было. Доктор рассказал, что маршрутка из Кабула в Парьян ходит лишь несколько раз в месяц, так что нам здорово повезло.
По пути всё ещё попадались остатки военной техники, но уже реже. А вот на выступе над рекою стояла покрашенная в зелёный цвет «Катюша».
— Что это? — спросили мы доктора.
— Это последнее место, докуда добрались советские солдаты, — объяснил он. — Выше они не забрались.
В исторических книгах я читал: был один случай, когда советским войскам удалось одновременно захватить весь Панджшер, зайдя тыловым манёвром через перевал Анджуман. Но наверное господство «шурави» здесь было недолгим, и вот теперь машина с пушкой-катюшей на высоте 2000 метров исполняет здесь ту же историческую роль, что и противотанковые «ежи» под Москвой, в Химках. Эту машину даже не разломали, а оставили как память в относительно целом виде.
