В тот же день мы встретили старого тибетца с двумя молодыми учениками. Даже Анг Дава (язык шерпов близок к тибетскому) с трудом понимал его. Как оказалось, старик отправился в путь из деревни неподалеку от Лхасы два года назад. Собирая подаяние, он шел в Катманду, надеясь спокойно провести там остаток своих дней. Он предложил нам купить какие-то жалкие безделушки, но милостыню не просил. Мы подарили ему несколько рупий и пожелали счастливого пути.
Ночь мы провели на краю небольшой деревни, которая расположилась на вершине холма. Палатку пришлось натянуть на крошечном участке сжатого поля; она едва поместилась там, но в наступающей темноте мы не смогли найти ничего лучшего. На рассвете нас неожиданно разбудили звуки горна. Снявшись с лагеря, мы поднялись к перевалу и увидели воинскую часть, развлекавшую жителей веселыми песнями и танцами. Часть эта направлялась в Покхру, чтобы сменить батальон, который должен был вернуться в Катманду. Командовал ею капитан; оказалось, что он начинал свою военную службу стрелком в том самом полку, где служил и я, но только много лет спустя после моего ухода из армии.
Тропа была узкой. Чтобы избежать толкотни, мы решили пропустить воинскую часть вперед, переждав полчаса: они везли свой багаж на мулах и двигались гораздо быстрее нас. Кунча расположена на границе двух административных районов; хотя в ней насчитывается не больше дюжины домов, там есть даже небольшое правительственное учреждение. Несчастный с виду чиновник, присланный сюда из столицы, решил показать свою власть и потребовал визы. За время путешествия это был единственный случай, когда кто-то усомнился в нашем праве на передвижение по стране. Удостоверившись, что все наши бумаги в порядке, он стал очень дружелюбен и предложил по чашке чая. Чиновник пожаловался, что жизнь его в Кунче сплошное наказание невесть за что. Никаких развлечений нет, з все местные жители поголовно неграмотны. Он умолял меня замолвить за него слово, когда мы вернемся в Катманду, чтобы его сменили. Что угодно, только не это безнадежное существование.
Мы сидели в вымощенном дворике его дома, окруженные пышным великолепием красок: в одном углу пламенели кирпичные бугенвилли, в другом росло апельсиновое дерево, усыпанное плодами, круто вниз спускалась долина, полная раннего утреннего тумана, а чистый горизонт открывал бесконечную цепь хрустальных вершин; их четко очерченные грани напоминали гравюру. Я никогда не видел более великолепного пейзажа — в такое место многие мечтают удалиться. Однако потом я стал сочувствовать чиновнику, для которого окружающая природа не представляла интереса. Человек не может без конца рассматривать один и тот же пейзаж, если его дни не заполнены трудом, как у земледельца.
Мы спустились в долину и целый день шли вниз, сбрасывая на ходу одежду, по мере того как жара усиливалась. Из одной маленькой долины попадали в другую, из другой — в третью, и к исходу дня вышли на широкую равнину, через которую мчались бурлящие воды реки Мади. В Сисагкхате была переправа, там мы и провели ночь.
С самого начала пути в Катманду мы все время шли в северо-западном направлении, постепенно приближаясь к гигантскому барьеру Гималаев. Но масштабы этой горной страны так велики, что и после двух недель пути горы казались почти такими же далекими, как и в тот момент, когда мы увидели их впервые с хребта Какани.
Все же в Сисагкхате мы впервые почувствовали, что Гималаи стали ближе. Одинокой вершиной выглядел теперь Мачар Пучхар, хотя он еще и не доминировал над окружающей местностью. Вечер был безоблачным. Темнота спустилась на нашу долину, но огромный ледяной барьер на горизонте еще долго освещало заходящее солнце. Из желтого он постепенно превратился в оранжевый, потом стал зеленым. Наконец горную гряду словно залило ярко-фиолетовое сияние и затем угасло, будто кто-то выключил рубильник, и темнота сразу стерла границу ледяного массива. Такого потрясающего зрелища я не видел ни в одной горной стране! Эффект был совершенно театральным, и мне пришлось сразу согласиться с Денисом, что весь этот вид вульгарен.
Вскоре после чая появился посетитель. На нем были пижамные брюки, форменный френч и тяжелые военные ботинки, а голову он укутал шерстяным шарфом. Так как лицо его скрывали темные очки, я не сразу узнал командира воинской части, которая опередила нас утром. Он принес нам в подарок две большие рыбы: их поймали его солдаты сетью в реке. Мы питались в основном консервами, поэтому рыба оказалась приятным добавлением к нашему однообразному меню. К сожалению, по вкусу она напоминала мокрую промокательную бумагу и была очень костлявой. Однако разочарование наше быстро прошло благодаря сюрпризу, который приготовил Анг Дава. Он подал ананас, извиняясь, что потратил на него наши деньги, и опасаясь, что мы сочтем его расточительным.
— Сколько вы заплатили за него? — спросил я.
— Три пенса, — ответил он.
На следующее утро мы поднялись на рассвете: нам предстояла переправа через реку. Так как в наличии имеюсь только одна лодка, в которой могло разместитъся не больше четырех человек, то, для того чтобы перевезти нас и наш багаж на другую сторону, пришлось совершить несколько рейсов.
На корме лодки из выдолбленного ствола сидел на корточках старик-перевозчик, по виду — переселенец с равнин Индии. Руля не было, и этим суденышком он управлял с помощью гребка. Нам велели усесться на корточках на дно лодки, где было около четырех дюймов воды. При этом старик сказал, чтобы мы ни при каких обстоятельствах не меняли своего положения, иначе бурные волны опрокинут его хитрое приспособление. С пугающей скоростью лодка тронулась в каком-то странном направлении и тут же попала в водоворот. Взмах гребка — и другой поток подхватил нас в нужном направлении. Три-четыре тревожных минуты, и наше плавание закончено. Старик оказался опытным лодочником. Течения, сказал он мне, меняются каждую неделю, но переправа опасна только в месяцы муссона: тогда в стремительном потоке воды очень трудно маневрировать достаточно быстро; случается, что лодку уносит вниз по течению на несколько миль, прежде чем ему удается пристать к берегу.
На противоположном берегу реки мы вышли на одну из основных дорог, ведущих к равнинам Индии. До этого мы встречали на своем пути немного народу, но теперь люди толпой шли по дороге и во многих деревнях появились лавки, где путники могли купить все необходимое. Заправляли в них женщины из племени тхакали. Еще в Катманду нас предупреждали, чтобы мы держали наших носильщиков подальше от них: об этих женщинах шла молва, что они с исключительной ловкостью обирают тех, кто попадается к ним на удочку. Тхак — отдаленный район, расположенный высоко в горах возле склонов Аннапурны. Видимо, племя тхакали — тибетского происхождения, и те немногие иностранцы, которым удалось посетить эту часть Непала, отзывались о тамошних женщинах, как о чистоплотных и смышленых. Я беседовал с некоторыми из них, они действительно охотно прибегали к непристойным намекам и остротам и шутливо сердились, когда я давал понять, что не ищу их благосклонности.
