— Посмотрите туда, — Марат указал на западный горизонт, в сторону которого уходила береговая линия.
Солнце уже почти покинуло небосклон. Лишь небольшая огненно-красная шляпка виднелась над горизонтом, но и она таяла на глазах. Зато последние солнечные лучи буквально разглаживали море перед собой. Казалось, по его поверхности скользят большие желтые ладошки.
— Какое чудо! Смотрите, это чудо! — Марта подпрыгивала на месте.
— Больше ниоткуда это не увидеть, — пояснил ее брат. — И длится только несколько минут.
Действительно, едва последний кусочек солнца угас, как «ладошки» исчезли. Остались лишь прекрасные розово-сиреневые всполохи над местом, где только что купалось в море дневное светило.
— Спасибо, что показали мне это, — сказал я. — Я тронут. Действительно очень тронут. Сегодня был такой день…
— Скучно ехать домой, — заявила Марта. — Давайте погуляем по берегу.
Она решительно взяла меня под руку и направилась в сторону, противоположную храму, туда, где закат показывал нам невиданные оттенки розового. Я вздрогнул и подобрался. Во мне вспыхнуло желание, которое я так мучительно гасил. Марту нужно было обнять за плечи, за талию. Но она уже совершила поступок, невиданный среди местных жителей, дотронувшись, да что там — прижавшись ко мне. Спартак и Марат позади нас — они свидетели этого… Кому она показывает свою решительность: им или мне?
Ни Марат, ни Спартак не последовали за нами. Брат что-то крикнул Марте на балийском, но та даже не обернулась на его голос. Когда я посмотрел назад, они уже растворились в стремительных сумерках.
«Мы остались одни. Мы остались одни», — повторял я про себя при каждом шаге. Затем высвободил руку и обнял Марту за плечи. Сквозь тонкую ткань блузки чувствовалась гладкая, упругая кожа. Ее бедро касалось моего бедра, а юбка задевала мою ногу.
В какой-то момент я не выдержал, остановился и повернул ее лицо к себе. Наши туфли выпали из рук на песок. Марта несколько мгновений смотрела на меня, а потом закрыла глаза и едва заметно откинулась назад.
Я поцеловал ее, чувствуя, как с моря волнами приходит свежий, пахнущий солью бриз. Она отвечала, вначале нежно, потом — горячо. Обмякая в моих руках, она впивалась в мои губы своими, — словно вся сила ее была сейчас в губах.
Затем Марта резко отстранилась и поправила змейку-косичку.
— Скоро будет прохладно, — сказала она и указала на бунгало, которое виднелось между деревьями. — Пойдем туда.
— Пойдем, — зачарованно повторил я, даже не задаваясь вопросом, чье это бунгало и ждут ли нас там.
Около дверей домика Марта наклонилась и приподняла лежавший там коврик. Под ним нашелся ключ, который она решительно вручила мне.
Большую часть бунгало занимала широкая кровать, покрытая розовой шелковой простыней. Сверху на ней были разбросаны подушки разных размеров и форм. В одном углу стоял холодильник, в другом — небольшой телевизор, едва заметно светящий красным огоньком. На столике у кровати скучали два пустых бокала, свернулся калачиком розовый телефон и лежали несколько салфеток.
— Дом свиданий? — спросил я у Марты.
— Дом любви, — ответила она. — Ты бывал уже на Бали в таком?
— Нет. Ты первая показала мне дом любви.
— Значит, такова моя карма: открыть для тебя Бали. Полностью познакомить с ним.
Она прильнула ко мне, и мы снова целовались, а когда пол стал уходить из-под ног, упали на кровать — обессиленные и распаленные одновременно.
— Возьми ее. — Марта вложила мне в руку свою косичку. — Это для тебя. Это старый обычай в нашем баньяре. Когда женщина хочет сделать что-то важное, она коротко стрижется. Оставляет только эту косичку. Держи меня за нее, пока твои руки не разожмутся.
Грудь ее была высокой и бедра сильными, а когда я придавливал ее к розовому шелку, она извивалась, словно хотела выскользнуть из-под меня, хотела, но не могла. И она позволяла делать с собой те вещи, о которых я даже не смел просить ее, и сама подсказывала то, чего я не знал и не умел. Вместе со мной она срывалась в крик или делала это не дожидаясь меня, зажмурившись и цепляясь за мои плечи острыми алыми ногтями, царапая мою грудь сверкавшим даже в темноте сапфиром ее колечка. А потом, открыв глаза, внимательно смотрела на меня, всем телом прислушиваясь к тому, что я делаю с ней.
И она пахла. О, как она пахла женщиной!
— Госпожа Маде Десак Масан, — выдохнул я, когда силы наши иссякли и невидимый, но столь реальный кундалини перестал стягивать наши тела в одно целое.
— Господин Иванов, — тихо ответила она.
— Я хотел тебя. С той первой встречи…
— Я поняла это сразу. Женщины всегда это понимают.
— Я благодарен тебе.
— И я тебе благодарна. Ты нежен и силен. Силен как бык.
— Это все утка по-балийски.
— Не слушай всякие глупости. Это в твоей природе. Природы смущаться не нужно.
— Я плохой ухажер.
— У тебя другая культура. Другие обычаи. Тебе еще многое предстоит узнать о Бали. Но я чувствовала твою страсть. Она разогревала меня при каждой встрече. И сейчас мне было очень-очень хорошо… Только борода кололась.
Некоторое время мы молчали.
— Ты моя, — тихо произнес я.
В ответ Марта повернулась ко мне и нежно провела пальцами по лицу, по груди, погладила ложбинку под шеей, уткнувшись в которую стонала еще четверть часа назад.
— Господин Иванов, я не ваша. И ты не мой.
— Конечно, ты свободна, ты решаешь сама…
— За нас решают боги. И наша карма. Мы отдали друг другу то, что должны были отдать. Я почувствовала твою силу. А ты получил Бали: землю, которую жаждал, договор, который тебя устроил, женщину, которую желал. Это называется инициация, — я правильно говорю это слово?
Я сел и отстранился от Марты. Мысли путались, сердце ныло от тяжелого предчувствия.
— Да, я понимаю, у тебя муж, брат, семья. Все произошло практически на глазах Марата и Спартака. Но я смогу тебя защитить. Если хочешь уехать…
— Ты, как всегда, стремителен и нетерпелив. — Марта пододвинулась ко мне, и я бедром ощутил теплоту ее груди. — Я останусь в семье, никто не обвинит меня ни в чем. Все уже давно решено, — в том числе и то, что я должна сделать тебя настоящим балийцем. Мой муж не с нашего острова, но… он знает наши обычаи и уважает их. Никто не упрекнет…
— Тогда объясни мне, что было только что между нами? Страсть? Ритуал? Часть сделки?
Марта вздохнула.
— Я вижу, тебе больно говорить. Тебе хочется оскорбить меня, но ты боишься, что от этого тебе не станет легче… То, что было, — уже случилось. Отпусти это. Тебе было хорошо. Мне было хорошо. Мы узнали друг друга — разве это не замечательно? Такое не повторяется, и мы не станем повторять. Да, это было частью сделки. У вас, в Европе, слово «сделка» подразумевает бумаги, юридические права, обязанности. Тот, с кем сделка совершается, исчезает за словами, чернильными и устными. А у нас сделка — это еще и познание друг друга. Помнишь, я сказала, что номинальный владелец должен доверять законному собственнику? Я выбрала этот путь и понимаю, что не ошиблась. Да, сегодняшняя ночь — часть сделки. А еще — посвящение. И ритуал. И страсть. Страсть, которую ритуал сделал еще более горячей. Но теперь она должна отпустить нас… успокойся. Ты как бы заново родился, стал балийцем, а я твоя мать. У нас прошли очень приятные роды.
