Алкоголь и в Венгрии — тоже проблема. Говорят, неизбежны какие-то меры. Пока что крупно рискует шофер, севший за руль нетрезвым. Штраф отрезвляющий — пять тысяч форинтов. (Без малого триста рубликов!) Кроме того, лишение водительских прав.
* * *
Шофер нашей «волги» Бела Шимонка подтянут и аккуратен. Скорость не превысит ни на один километр — таков характер. Но есть и причины особые для такой пунктуальности.
Моторное топливо Венгрия импортирует. И оно дорого. Чтобы бензин экономить, в 1984 году тут решились на эксперимент: шоферам государственного транспорта давать на бензин не талоны, а деньги. Определили средний, оптимальный расход горючего. Сжег лишнее — доплати, сэкономил — деньги в твоем кармане. Об этом у нас писали. И вот представился случай выяснить: привилось?
— Еще как! — улыбается Бела. — Аккуратнее стали ездить — большая скорость пожирает бензин. Экономия топлива по стране весьма ощутимая. Перестал налево идти бензин. И каждый следит за машиной — хорошо отрегулированная машина меньше съедает горючки, меньше загрязняет среду. А награда за все — вот она, у меня в кармане. Каждые пятьсот километров дают мне сто пятьдесят — двести форинтов автоматических премиальных.
* * *
Легковые автомобили Венгрия не выпускает. Все покупные — от «запорожца» до «мерседеса». На дорогах венгры дисциплинированны, предупредительны, вежливы. Нет честолюбивых обгонов. С готовностью потеснятся, если видят: ты в затруднении. Указательный палец в воспитательных целях к виску не подносят. Уважение к пешеходу: притормозят, давая ему пройти. И даже очень большого разиню ругнут лишь мысленно. Кодекс вежливости исповедуется без принуждения. И готовы перенять все достойное подражания. В машине я записал такой анекдот: «Окрестности Парижа. Воскресный вечер. Поток машин из-за города. У красного светофора немолодая дама положила голову на руль и на мгновение задремала. Красный глаз светофора потух. Зажегся зеленый. Машины тронулись с места. Поднимая брови, все объезжают стоящий автомобиль. Выяснить ситуацию пробирается сквозь поток полицейский. Заглянув в машину, он улыбнулся, тронул плечо задремавшей: «Мадам, зеленее не будет!»»
* * *
Без происшествий и приключений проехал я по Венгрии две тысячи километров. Это было хорошее путешествие — с остановками, где пожелалось, с хождением пешком, с беседами, интересными и откровенными.
У встречного старика в Эбэше я спросил: кто в селе самый уважаемый человек? Старик серьезно отнесся к вопросу, приставил к забору велосипед, на котором вез доски, вытер тряпицей вспотевшее медного цвета лицо: «Я думаю, что Янош Портере, наш председатель…» Мы разыскали Яноша Портере и сказали, какими путями пришли к нему на порог. Янош понимающе улыбнулся, извинился, что не может побеседовать с нами сразу: «Спешу в родное село — у матери день рождения. Но завтра прямо с утра я — ваш».
В селах Венгрии поднимаются очень рано. В семь часов мы застали председателя сельсовета за поливкой огорода…
Есть люди, с которыми сходишься сразу, с первых же слов испытываешь к ним симпатию и расстаешься с чувством, что приобрел друга. Я рассказал Яношу о своих журналистских заботах, сказал, что ищу человека, который помог бы мне разобраться в том, что видел и что увижу:
— Начать хотел бы с вопроса о вашей жизни.
— Ну что же, — сказал председатель. — Янош Портере — это значит «Янош, трущий порох». Кого-то из предков так нарекли. Отец же мой — пахарь, и я свою жизнь начинал пахарем.
С шести лет Янош водил бороздой коров. Отец, ходивший за плугом, утешал мальчика: «Корова наступила на ногу… Ну и ты ей наступи».
— На четверых детей были одни сапоги… Отец хотел, чтобы я учился. От деревни до Дебрецена было сорок километров. Каждый день туда и обратно. На занятия в институт ходил босиком. Кто знает такую бедность, всегда поймет бедняка…
В Эбэш Янош Портере явился учителем. Тогда это был хутор.
— Я справил себе сапоги. Но грязь была тут такая, что временами заливалась за голенища. Сейчас в Эбэше тысяча сто дворов, асфальт, тротуары, телефонные будки, киоск с мороженым. Разбросанные в полях хуторки соединились в большое село. Живем, может быть, и не слишком богато, но и не бедно. Не бедно! С радостью думаю: в переменах есть и моя маленькая заслуга.
Фигура председателя в венгерском селе — фигура значительная. Это должен быть человек грамотный в деревенских делах, справедливый, мудрый, потому что каждый день приходится решать кучу самых разных житейских проблем, маленьких и больших. Идут к председателю, как ходили когда-то на исповедь. И всякому нужен мудрый совет, участие, помощь. Когда Яноша захотели назвать председателем, не обошлось без сомнений — учитель… Но учитель Янош Портере умел пахать, косить, ухаживать за скотиной, его огород возле дома был образцом, не было в сельской жизни дела ему непонятного, чуждого его сердцу. Не ошиблись селяне. И недавно в четвертый раз избрали Яноша председателем. Дело избрания — демократическое, баллотируются непременно два человека. В последний раз «конкурентом» Яноша был его друг, агроном Аттил Агои. «Я победил примерно со счетом 5:3. И это значит: не все болели за старого председателя. Жизнь… На весь мир не будешь мил», — улыбается Янош.
Мы идем с ним по Эбэшу. Каждый житель Яноша знает в лицо. С одними он только здоровается, с другими тут же возле калитки решает несложный вопрос, третьих по делу просит зайти в сельсовет. К нему обращение такое: «Товарищ председатель», «Янош». Школьницы в синих фартучках окликают: «Здравствуйте, дядя Яни!»
— Дедушка Лаош, клен-то опять желтеет, — окликает Янош старика, сидящего в саду на скамейке.
— Не знаю, Янош, — отзывается старичок, — поливаем как все. Должно быть, в земле какое-то нездоровье.
— Да, наверное, в земле, — соглашается Янош. — Надо будет проверить.
Председатель по ходу рассказывает мне, в каком году и как строились в селе поликлиника, школа, дом престарелых, стоматологический кабинет, магазин оптики, Дом культуры, библиотека, когда проводился водопровод, клались тротуары, разбивались газоны.
Село Эбэш, как, впрочем, и многие села в республике, с лица похоже на городок. И, лишь заглянув в любой из дворов, видишь — село: хрюкают поросята (а то и сразу целая сотня!), бродят куры, индюшки, цесарки. Копенки сена, кукуруза в решетчатых закромах… В селе на тысячу сто дворов шестьсот автомобилей. Но видишь чаще всего велосипедистов: едут на велосипедах с поля, какую-то тяжесть везет на колесах старик, старушка в широченной новенькой юбке, в старинном чепце поехала не иначе как в гости, «гарцуют» на велосипедах мальчишки…
