Придумать 750 слов об американской стратегии отношений со Словакией обычно удавалось за полдня, поэтому у меня оставалось много времени, чтобы влюбляться, путешествовать и жить так, как хотелось. Многое из того, что я видел вокруг, приводило меня в восторг и ужас. По сравнению с этим Америка казалась жутко скучной и безвкусной. Я путешествовал везде, где только позволяли скудные средства, и даже был свидетелем исторических событий. По пути в Польшу мне предстояла адская пересадка – поезд прибывал во Франкфурт-на-Одере в 1.30 ночи и отправлялся в Варшаву в 5.45 утра. Свернувшись калачиком на платформе, я вдруг проснулся от шума: мимо маршировала русская армия. Тысячи солдат заполонили платформу на пути из Восточной Германии, которая только что объединилась с Западной Германией. Теперь они возвращались в Россию. Это был самый удивительный кусочек истории, который мне довелось увидеть. Через несколько месяцев я и сам сел на поезд в Россию, где мне предстояло встретиться с медведем на мосту в Санкт-Петербурге, узнать, что все, что я когда-либо слышал о любви к водке в этой стране, – правда. Кстати, сейчас, когда я вспоминаю об этом, то понимаю, что тот медведь на мосту был, пожалуй, единственным трезвым существом, которое я видел за три недели путешествия по России. После я сел на паром и отправился в Дубровник, на великолепное побережье Далмации, где меня и моих друзей огорошил хорватский солдат. Он выбежал из бара с воплем «Туристы!» и, когда мы утвердительно кивнули, воскликнул: «Вы первые после войны!» Потом он загнал нас в бар, где мы долго сидели на веранде, меланхолично наблюдая, как в городе наступает комендантский час, любуясь его старыми кварталами, изуродованными следами от бомб и слушая треск пулеметов. В Турции я поскользнулся на скале над водопадом и сломал три позвонка. Но, несмотря на адскую боль, был счастлив. Лежа на дне ущелья, я приказывал пальцам ног шевелиться – и они зашевелились. Еще я был в Боснии и Герцеговине. В «Прага пост» мне выдали журналистский пропуск, и вскоре я был уже в Мостаре, окруженный толпой британских наемников. Там я узнал, что цивилизованные люди способны стать дикарями буквально за секунду, и с тех пор мысль об этом не дает мне покоя.
Цель моего рассказа об этих событиях, не имеющих никакого отношения к острову в Тихом океане, состоит в том, чтобы вы поняли: я привык к интересной жизни, полной приключений, и не понимал, почему она должна кончиться, а остаток жизни – стать чем-то вроде расплаты за все мои легкомысленные и безответственные прошлые поступки. Работа операциониста по вводу данных, даже очень хорошего, не шла ни в какое сравнение с профессией военного корреспондента, даже очень плохого. Живя в Вашингтоне, я так и не понял, чего, собственно, хочу. Я чувствовал, что надо бы двигаться вперед, от официанта, маляра, временного сотрудника и операциониста по вводу данных к чему-то еще. Но постоянно работать в офисе и делать то, чем обычно занимаются люди в офисах, для меня было все равно что похоронить себя заживо. К счастью, Сильвия тоже жаждала перемен, причем без всяких наводок с моей стороны. Она устроилась в благотворительную компанию, занимавшуюся международным развитием. Стоит ли говорить, что в вашингтонских представительствах подобных компаний царит смертная скука, и очень скоро Сильвия начала мечтать о работе в «полевых условиях», что на местном жаргоне означает «в какой-нибудь дыре в странах третьего мира». Так мы и начали искать работу в самых убогих уголках земного шара.
Тут, пожалуй, стоит сказать пару слов о нашем знакомстве с Сильвией. Это случилось в одну из тех ночей, когда возможно все. Воздух благоухал пшеницей, хмелем и ячменем. Благородный джентльмен с роскошными дредами вежливо представился и томно протянул ей пластиковый стаканчик с пивом. Ее глаза засияли. Вскоре, через пару свиданий, проникновенных бесед о важном и своевременных романтических жестов, вроде похода в Аппалачские горы, где в вышине парили орлы, мы стали жить вместе, арендовав квартиру с огромной верандой в тени многовекового вяза на узкой улочке, освещенной газовыми фонарями, в модном районе Вашингтона, населенном преимущественно геями. Мы были без ума друг от друга. Поклялись следовать друг за другом хоть на край земли. («Ну и бредятина», – сказала Сильвия, заглянув мне через плечо и прочитав то, что я только что написал.)
Сильвия первой нашла потенциально интересную, захватывающую, вероятно, и опасную работу. Сараево манило. Ее кандидатуру рассматривали на роль руководителя программ в агентстве по делам беженцев. Собеседование проходило по телефону. Я, стоя в гостиной, следил за происходящим и молча подбадривал ее («Да! Правильно ответила!»). Но когда дело зашло о Боснии, она растерялась, и ее не взяли из-за недостатка опыта. Потом позвонили мне. На этот раз нашлась вакансия в Танзании. Специалист по связям с прессой в агентстве при лагере беженцев из Руанды – полмиллиона человек. Я умею разделять работу и личную жизнь. Поэтому решил, что если время от времени ездить на сафари, то можно смириться и с убогостью лагерей, и с тем нелицеприятным фактом, что их население поддерживало геноцид. Однако парень, который в данный момент занимал эту должность, решил, что одного года в качестве посредника между беженцами и мировой прессой явно недостаточно, и захотел остаться на второй год. Тем лучше для меня, я полагаю. Потом последовало затишье: лишь несколько писем, благодаривших нас за проявленный интерес к вакансии координатора программ в Судане, Анголе или Камбодже, но, к сожалению… и так далее и тому подобное. Нужно было сменить стратегию. Если никто не хочет отправить нас в экзотическое место – поедем сами и там разберемся.
Так мы решили перебраться в Ханой. Эту идею мы собирались осуществить следующим образом: сперва съехать со съемной квартиры к моей матери в подвал, жить там три месяца, чтобы накопить денег на первое время. Мама, как ни странно, была не против. Мы уже собрались оповестить хозяина квартиры, как Сильвия вдруг позвонила мне на работу и спросила, не хочу ли я переехать на маленький атолл в Тихом океане, на самом экваторе, причем через три недели. Ей предложили место куратора по делам целой страны в Фонде народов Тихоокеанского региона, а точнее, его представительстве в Кирибати. Через пять секунд я уволился с работы. И тут же перезвонил Сильвии:
– Что за Кири… как его там?
В которой Автор делится плодами своих наблюдений за Странным островным государством, которое стало для него новым Домом (и несмотря на все исследования, во многом остается загадкой). При необходимости он компенсирует отсутствие информации картинами, нарисованными его богатым воображением (которые по большей части не соответствуют действительности) и собирает вещи (половина которых потом оказывается ненужной).
