Занабазар был первым богдо-гэгэном. Именно благодаря его дипломатическим способностям страна избежала завоевания маньчжурами, присоединившись к их империи на выгодных условиях. Но в основном он вошел в историю, поскольку был удивительно талантливым художником и скульптором. Практически все виды искусства Монголии многие века жили по канонам, опиравшимся на его творчество. Вершиной буддистской скульптуры считаются отлитые Занабазаром бронзовые изваяния двенадцати ипостасей богини Тары. Они совсем маленькие, но совершенно очаровательные, особенно прелестная Зеленая Тара, для которой мастеру позировала его возлюбленная — простая девушка из степи. Согласно легенде, ламы позже отравили ее, чтобы уберечь богдо-гэгэна от нарушения обета безбрачия. В это, однако, трудно поверить: преемник Занабазара почти официально собрал себе целый гарем.
В Улан-Баторе несколько интересных музеев. В музее изобразительного искусства, например, собрана коллекция масок: Особенно знаменита почти метровая маска демона из шариков красного коралла, с рядком белых черепов надо лбом. А в музее истории мне больше всего запомнилась не выставка старинных костюмов (некоторые из них включали прически, с которыми можно было спать только на спине), и даже не десятиметровые каменные фаллосы гуннских времен, а экскурсия, которую я случайно подслушал.
Молоденькая девушка-экскурсовод с отличным английским водила пару немецких туристов по залам, посвященным новейшей истории страны.
— Когда нас оккупировали Советы, — рассказывала она, — для Монголии настали черные дни. Русские разрушали нашу культуру и вывозили природные богатства. Они оставили после себя разруху, из которой мы с трудом выбираемся.
— Простите, — скромно присоединился я к беседе, — я немного разбираюсь в архитектуре, и у меня возникло впечатление, что почти все дома в городе построены русскими архитекторами…
— О, да, — подхватила она, — русские во всем навязывали нам свой стиль жизни! А вы, простите, откуда к нам приехали?
— Из Москвы.
Воцарилось молчание. Немцы явно с трудом сдерживались, чтобы не хихикнуть.
— Ну, вообще-то, — наконец обрела дар речи бедная девушка, — русские тоже сделали для нас много хорошего! — И она торопливо увела своих подопечных в следующий зал.
Все же самый интересный из музеев города — музей естественной истории. Здесь собрана одна из лучших в мире коллекций динозавров, экспонаты которой добыты за многие годы изнурительного труда в пустыне американскими, советскими, чешскими и прочими экспедициями. За это время палеонтологам попалось несколько совершенно уникальных находок: отпечатки кожи; кладка яиц, накрытая сверху скелетом насиживающей самки; и, наконец, пара динозавров, погибших в момент драки — сцепившиеся между собой травоядный протоцератопс и хищный велосираптор (этот вид со сравнительно большим мозгом стал главным героем фильма «Парк Юрского периода»). В музее есть четыре крупных цельных скелета превосходной сохранности:
два великолепных тарбозавра (они похожи на тираннозавров, но тяжелее и покороче, со столь же эффектными зубами, крошечными детскими ручками и совершенно таким же, как у птиц, строением костей таза и ног), тяжелый двуногий утконосый динозавр, питавшийся водной растительностью, и длинношеий великан типа бронтозавра. На стене этого зала висят две огромных передних лапы неизвестного ящера. По строению они напоминают «ручонки» тарбозавра, но больше раз в двадцать. Кроме лап, от этого загадочного хищника ничего не сохранилось, но, видимо, зверь был интересный. К сожалению, поскольку хищных динозавров всегда было меньше, чем травоядных, их кости находят намного реже. Из северной Монголии в музей доставили более «свежие» кости: два полных скелета носорогов и метровый череп гиенодона — самого крупного хищного млекопитающего, напоминавшего, видимо, помесь медведя и кабана.
Как и в Москве, на улицах Улан-Батора множество книжных ларьков, где продается самая неожиданная литература: от советских книжек 50-х годов до детективов Чейза и руководств по Windows-95. Главная улица (бывший проспект Ленина, ныне Чингисхана) частично отведена под интуристовский «Арбат» с таким же, как и на московском Арбате, обилием карманников. Там я увидел картину, слегка потешившую мое совковое самолюбие: огромную очередь за визами в наше посольство.
Хотя город очень интересный, сидеть там больше двух дней мне совершенно не хотелось. Однако я дожидался приезда Петра Дмитриевича, надеясь, что он повезет куда-нибудь своих сотрудников и меня заодно прихватит. Погода стояла прохладная (Улан-Батор лежит выше 1300 метров над уровнем моря), с периодическими дождями, совершенно не располагавшая к путешествиям автостопом. К тому же никто из сотрудников Экспедиции никогда не ездил по стране без своей машины и не знал, возможно ли это вообще. Поэтому мне пришлось злоупотребить их гостеприимством и провести на базе целых пять дней. Вскоре мы познакомились с молодым монгольским орнитологом Болдом, отличным специалистом по местной живности, и вместе с ним совершили маленькую вылазку за город.
Сочно-зеленая, в синих льдинках цветущих генциан, степь была вся усеяна стадами овец, лошадей, коров и яков, но дикой фауны тоже было полно. В небе кружились мохноногие курганники — самые обычные здесь хищные птицы, они бывают любой окраски от почти белой до темно-коричневой. Обочины дороги оказались сплошь изрыты норами полевок Брандта — маленьких зверьков, которые иногда решались лично приветствовать нас громким писком, встав на задние лапки. Вдали летали стайки красноносых клушиц и даурских галок.
Собственно, целью нашей вылазки был поиск дохлых птиц на свалках и обочинах.
Наташа собирала птичьи кости, чтобы исследовать их на содержание какой-то бяки: то ли радиации, то ли ядохимикатов, пусть она сама про это пишет. Накануне мы даже поймали серую славку, залетевшую на базу, но ни у кого из трех матерых зоологов не поднялась рука ее придушить. Болд отвез нас к старому гнезду сокола-балобана, под которым мы нашли останки погибших соколят, сорок и еще кого-то, и мы с триумфом покатили обратно в город. Тут я заметил вдали пару журавлей-красавок.
— Стойте! — закричала Наташа. В течение пяти минут они с Игорем увлеченно рассматривали журавлей в бинокль, а Болд с усмешкой за ними наблюдал.
— В поле им надо, — вполголоса сказал он нашему шоферу.
Позже я понял, что он имел в виду.
Следующий день выдался теплым и солнечным, и я рано утром рванул на Богд-Уул (по-русски Богдо-Ула). Эта гора (2256 м), на которой когда-то скрывался от врагов мальчик Тэмучжин, будущий Чингисхан, (уже тогда, в самом начале своей необычайно богатой приключениями жизни, он имел массу неприятностей из-за бросающейся в глаза одаренности) с тех самых пор считается священной, то есть биосферным заповедником, если пользоваться современной терминологией.
