— Все это так, — сказал Эрик, — но мои советы капитану придерживаться западного направления доказывают, что маршрут тогда ещё не был точно определён.
— А кто может поручиться, что и другие карты не подменены? Если бы мы благополучно миновали Бас-Фруад, — воскликнул Бредежор, — то не могли бы мы застрять где-нибудь в другом месте?
— Это легче всего проверить, — сказал Эрик, доставая из ящика все имевшиеся там маршрутные карты.
Первая, которую он развернул, оказалась картой Коруньи, и французский офицер сразу же обнаружил в ней две или три грубейшие ошибки. Вторая была картой мыса Сан-Висенти. И в ней было то же самое. Третья — картой Гибралтарского пролива. И здесь бросились в глаза неверные обозначения. Продолжать изучение карт не было никакой необходимости. Все сомнения рассеялись. Если бы «Аляска» не потерпела крушения у Бас-Фруад, то оно неизбежно произошло бы где-нибудь в другом месте на пути к Мальте.
Что касается способа, каким было совершено это злодеяние, то его легко удалось установить. Действительно это были карты английского адмиралтейства, но в отдельных местах смытые каким-то химическим составом и заново отретушированные таким образом, чтобы среди правильных обозначений встречались фальшивые. Как бы искусно ни были выполнены все эти «поправки», они все же слегка выделялись по тону и окраске, в особенности, когда подтасовку уже обнаружили. Наконец, ещё одно обстоятельство делало несомненным наличие преступного умысла: карты, имевшиеся на «Аляске», были снабжены клеймом шведского морского ведомства. На испорченных же картах этого клейма не оказалось. Как видно, злоумышленник рассудил, что никому не придёт в голову заподозрить недоброе и тщательно их рассматривать.
Эти открытия привели в ужас всех участников расследования. Эрик первый нарушил тягостное молчание.
— Бедный капитан Марсилас, — грустно сказал он. — Ты поплатился за нас всех! Но раз уж мы избежали уготованной нам участи, то впредь постараемся действовать более осторожно. Прилив нарастает и скоро достигнет такой высоты, что можно будет освободить «Аляску». Если никто не возражает, то мы без промедления займёмся этим делом.
Эрик говорил спокойно и решительно. Чувство ответственности придавало его словам уверенность. Стать в таком возрасте капитаном корабля, да ещё при таких обстоятельствах! Это ему самому казалось необычным. Но со вчерашнего дня, как только молодой офицер принял командование, он был уверен, что до конца выполнит свой долг. Эрик сознавал, что может положиться не только на себя, но и на свой экипаж и, сознавая это, он заметно преобразился. Вчера ещё юноша, сегодня од стал мужчиной. Отвага и решимость отражались в его взоре. Авторитет юного капитана непреодолимо действовал на всех окружающих, не исключая Бредежора и доктора Маляриуса.
Операция, подготовленная утренними работами, оказалась более лёгкой, чем можно было предположить. Потребовались небольшие усилия, чтобы снять с рифов судно, поднятое приливом. Достаточно было дать буксиру ход и натянуть привязанные к нему тросы, чтобы корабль, со скрежетом и скрипом повреждённого корпуса, вырвался из страшных тисков и внезапно очутился на свободе. Правда, он был отягощён водой, заполнившей водонепроницаемые переборки, лишён винта, застрявшего в каменистом грунте, и двигателя, который оставался неподвижным и заглохшим. Но все же судно поддавалось рулю и могло плыть, если бы это понадобилось, даже на двух кливерах[64] и марселе[65].
Весь экипаж, собравшийся на палубе, следил с вполне понятным волнением за этим решающим усилием и приветствовал громкими «ура» освобождение «Аляски». Матросы с французского сторожевого судна и буксира ответили на эти радостные крики приветственными возгласами. Было три часа пополудни. Клонящееся к горизонту прекрасное февральское солнце заливало светом спокойно мерцающее море, которое почти полностью покрыло пески и скалы Бас-Фруад, как бы стирая самые воспоминания о разыгравшейся ночью драме.
В тот же вечер «Аляска» очутилась в полной безопасности на рейде Лориана. Уже на следующий день французские морские власти охотно разрешили ввести её в один из сухих доков. Повреждения корпуса не были серьёзными. Более сложными, но, правда, не безнадёжными оказались повреждения механизма. Быть может, в другой гавани ремонтные работы потребовали бы длительного времени, но, как правильно рассудил Эрик, нигде в другом месте ему не удалось бы отремонтировать судно в более короткий срок, чем на верфях, кузницах и литейных мастерских Лориана. Судоремонтный завод «Гамара, Норри и Кo » обязался за три недели привести судно в порядок. Было 23 февраля; 16 марта предстояло двинуться в дальнейший путь, но теперь уже с проверенными картами.
Таким образом, через три с половиной месяца, к концу июня, можно было рассчитывать достигнуть Берингова пролива. В этом не было ничего невозможного, несмотря на крайне сжатые сроки. Эрику даже и в голову не приходило отказаться от дальнейшего плавания, Он опасался только, что его захотят к этому принудить. Вот почему юный капитан «Аляски» решил не посылать в Стокгольм рапорта о кораблекрушении, полагая, что его могут отозвать для возбуждения судебного дела против предполагаемого виновника катастрофы, и тогда его наверняка задержало бы следствие.
Но если Тюдор Броун останется безнаказанным, не осмелится ли он воздвигать новые препятствия на пути «Аляски»? Этот вопрос задавали себе Бредежор и доктор, играя в вист с Маляриусом в уютном салоне гостиницы, в которой они нашли приют по прибытия в Лориан.
Для Бредежора вопрос не вызывал сомнений: негодяй, подобный Тюдору Броуну, узнав о провале своего плана — а трудно было допустить, чтобы он об этом не узнал, — «и перед чем не остановится для возобновления своих преступных попыток. Надеяться достигнуть при таких обстоятельствах Берингова пролива — даже не утопия, а просто безумие! Правда, Бредежор не знал, каким образом Тюдор Броун сможет строить новые козни, но не сомневался, что он найдёт для этого те или иные средства. Доктор Швариенкрона вполне разделял его мнение, и Маляриус тоже был очень встревожен. Уныние сопровождало партии в вист, и даже прогулки трех друзей в окрестностях Лориана не могли улучшить их подавленного настроения. Больше всего они были сейчас озабочены сооружением памятника капитану Марсиласу, на погребении которого присутствовал весь Лориан. Вид этого печального памятника отнюдь не способствовал тому, чтобы уцелевшие пассажиры „Аляски“ видели все в розовом свете.
