Ассистент вернулся, повесив на локоть, словно метрдотель — салфетку, пару желтых кожаных штанов. Не таких желтых, как форсития или одуванчик, а с намеком на шафран. Желтизна с оттенком оранжевого, спокойный и уверенный цвет.
— Они мне подойдут? — осведомился Барлоццо.
— Certo, certo, mа un minutino per provarli. Разумеется, но минуточка на примерку…
Барлоццо и думать не стал о «минуточке».
— Пиджак. Льняной. Двубортный.
Ну, кто здесь главный? Легко было поверить, что Барлоццо заказывает себе одежду каждую субботу. Дантовский нос продавца уже не так грозно нависал над его улыбкой. Он даже не передоверил поручения ассистенту. Сам порылся на вешалке и вытащил куртку цвета хорошо перемешанного капуччино. С кремовой атласной подкладкой и моряцкими пуговицами — потрясающая вещь. На сей раз Князь пожелал примерить — и убедился, что нужно только оборвать ярлычок. Даже comesso искренне проникся. Князь выглядел Гарри Купером в костюме Фреда Астора, прошедшего не одну примерку у портного. Фернандо, чувствуя, что я готова тут же пригласить его на танец, придержал меня за плечи.
— Пожалуйста, подберите рубашку и платок. И не пришлете ли пакеты в «Порта Росса»? — Барлоццо протянул продавцу кредитную карту.
Я прежде не знала, что фуражиры имеют кредитные карты и что они одеваются в желтые кожаные брюки с кофейными пиджаками и платками. Разумеется, ни Князь, ни comesso даже не упомянули о деньгах. Это было бы совершенно неприлично.
— Ну вот, не так уж долго, верно? — только пот, поблескивавший на верхней губе Барлоццо, выдавал его волнение из-за покупок. Или он волновался из-за непомерной суммы, которую наверняка придется за них выложить? То, что мы глазели на него, разинув рты, его устраивало, он такого эффекта и добивался.
— По-моему, на костюм ты потратил больше, чем на руины, — в Фернандо заговорил банкир.
— Может, и так. Но я и сам — развалина. Приходится иногда поработать над реставрацией самого себя.
Мы решили, что покупки для меня отложим напоследок, и Барлоццо объявил, что теперь очередь Фернандо. Я хорошо знала, что прежде, чем черничные глаза остановятся хотя бы на паре джинсов, ему придется перещупать и поразмыслить над сотнями пар, погладить подбородок, задумчиво взяться за лоб, примерить одну-две пары, отказаться от обеих и в конце концов купить несколько. И все это будет проделано после того, как он поклянется, что джинсы ему совершенно не нужны. Что мы втроем теперь должны пуститься в погоню за «чем-нибудь твидовым», ни с того ни с сего понадобившимся моему мужу.
— Вы не хотите походить вдвоем, без меня? Вы же знаете, я засматриваюсь на каждую витрину и…
Князь видел меня насквозь.
— Раз уж я так удачно выбрал, — сказал он, — я собирался предложить себя в советники Фернандо. Как насчет встретиться в пять в отеле?
Фернандо начал было спорить, но я заткнула ему рот поцелуем, пожелала хорошо провести день и выскочила на Виа Торнабуони, едва зажегся зеленый свет, крикнув через плечо сквозь шум машин:
— A piu tardi, belli, позже, красавчики!
Фернандо завопил мне вслед:
— Dai fratelli, allʼuna е mezzo!
Он хотел пообедать вместе в половину второго.
— Ci provero, mа se ritardo non aspettatemi piu di tanto, постараюсь, но если не приду, долго не ждите!
Ха! Октябрьское утро, я влюблена, полна сил, Флоренция в моем распоряжении, я люблю своих детей, и дети любят меня, Фернандо счастлив, и Барлоццо, кажется, ничего, оба они веселятся, хлеб не ждет, чтобы его вытащили из печи, работа не требует, чтобы ее отослали с вечерней почтой, на груди у меня висит и стучит в мое сердце маленький бархатный кошелек с губной помадой и пачкой лир. Первая остановка — Орсанмикеле.
В 750 году, при Лонгобардах, эта маленькая церковь была посвящена святому Михаилу Архангелу, и примерно с тех же времен флорентийцы прозвали ее Орсанмикеле — так звучит на местном диалекте Орто ди Сан-Микеле, сад святого Михаила. Она прожила одну жизнь, будучи монастырем, вторую — зерновым рынком, а теперь снова была освящена как церковь, на мой взгляд, самая красивая во Флоренции. Я, как обычно, поставила одиннадцать свечек — по одной на каждую душу из тех, кого я считала любимыми и близкими. Последнюю я всегда зажигала за Фернандо. В церкви я была одна и прошла вдоль ряда больших белых свечей, ведущего к алтарю. Их тонкие трепещущие огоньки будто тропа в полумраке. Один желтый луч падал на переднюю скамью, и я села на нее в отзвуке песнопений, в запахе горящих благовоний.
Выйдя на солнце, я отправилась в «Джилли» на Пьяцца делла Репубблика, заняла столик под навесом и попросила un sorbetto di mella cotogna — айвовый шербет. Официант был незнакомый. Со своими густыми светлыми волосами, собранными в конский хвост, он вполне сошел бы за князя гибеллинов, если бы сменил смокинг на бархатный наряд. Он поставил передо мной мороженое на серебряном блюдце и прислонил к нему длинную ложку в форме лопатки. И поставил стакан воды. Мне вспомнилось другое серебряное блюдце.
К нему тоже подавали ложку-лопаточку с длинной ручкой, и я раскапывала ею глубины ванильного мороженого, скрывавшего ложку горячей шоколадной помадки. Оргия происходила у «Ферруччи», на северном углу Уоррен-стрит. Стоила она двадцать центов. Мария каждую пятницу давала мне доллар, после того, как я ходила с ней к мяснику и в бакалею, где пахло соленой рыбой и плесневелым сыром и где продавец по имени Анджело дарил мне горсточку сморщенных маслин в бумажном кульке. Я уже овладела действием деления и могла подсчитать, что на доллар могу пять раз в неделю побывать у «Ферруччи», если ничего не потрачу на другие покупки. Я обошла те места, по соседству, куда мне разрешали ходить одной, и оценила все возможности. Леденцы за пенни у «Стерна». Кусок пиццы с большой коркой от «Перрека». Пышки в «Витарич». Ломтик торта-мороженого с розовым, зеленым и кофейным слоями у «Чивителло». Впрочем, я наотрез отказалась от каких-либо торговых отношений с «Чивителло», когда узнала, что он насмерть соперничает с «Ферруччи», поставив свое заведение напротив него и заманивая почти все венчания, первые причастия и конфирмации бесконечными пористыми «персиками», фаршированными шоколадом и облитыми блестящей розовой глазурью. Все это мне быстро объяснил Альберто.
Я, не долго думая, решила, что буду чередовать визиты в остальные гастрономические заведения и только у «Ферруччи» буду постоянным клиентом. Каждую субботу, с утра. Я понимала, что пять пломбиров с горячей помадкой никогда не будут так хороши на вкус, как один, и я с субботы до субботы дожидалась времени, когда поверну ручку стеклянной двери, и внутри звякнет колокольчик, и из пекарни в заднем помещении пришаркает Альберто. Он вытрет руки маленьким полотенчиком, висящим на плече. Я всегда поначалу стеснялась. Лучше бы я была из тех клиентов, которые заходят купить две дюжины фисташковых пирожков или фунт печений с кунжутом, словом, пусть бы покупка моя была достаточно солидной, чтобы ради нее оторваться от щеточек для печенья и больших толстых мешков с кондитерской обсыпкой. Но я убеждала себя, что ему нужен перерыв.
