Пристроившись на корме с книжкой Эдгара По в руках, я погрузился в чтение. Хант, то и дело появляясь по роду занятий у рубки, всякий раз устремлял на меня до странности пристальный взгляд. Я как раз дочитывал главу XVII, где Артур Пим признает себя ответственным за «крайне горестные события и кровопролития, которые имеют первопричиной мои настоятельные советы». Ведь именно Артур Пим поборол колебания капитана Уильяма Гая, именно он «побуждал его воспользоваться волнующей возможностью разгадать великую тайну антарктического континента»! Впрочем, сознавая свою ответственность, он «испытывал известное удовлетворение при мысли, что содействовал тому, чтобы открыть науке одну из самых волнующих загадок, которые когда-либо завладевали ее вниманием».
В тот день экипаж «Халбрейн» неоднократно замечал в океане китов. Над мачтами пролетали бесчисленные альбатросы, неизменно устремлявшиеся на юг. На пути шхуны не попалось ни одной льдины. Ни один отблеск не свидетельствовал о близости ледяных полей. Ветерок дул крайне лениво; солнце освещало нам путь сквозь легкую пелену тумана.
Остров Беннета скрылся за горизонтом только к пяти часам пополудни: вот как медленно мы продвигались на юг.
Магнитная стрелка, наблюдение за которой производилось каждый час, отклонялась крайне незначительно, что также соответствовало запискам Артура Пима. Сколь ни были длинны лоты, забрасываемые боцманом за борт, ему так и не удалось нащупать дно. Хорошо хоть то, что благодаря течению шхуна продолжала смещаться к югу — правда, со скоростью всего полмили в час.
К шести часам вечера солнце окончательно заволокло пеленой тумана. Паруса все так же не могли поймать даже дуновение ветерка, доводя наше нетерпение до последнего градуса кипения. Что, если мы так и застрянем посреди моря, а потом ветер окрепнет, но задует с противоположной стороны — ведь в этих морях наверняка случаются и ураганы, и шквалы? Тогда нас может отнести к северу, подбавив пищи для жалоб Хирна и иже с ним…
Однако после полуночи подул ветерок, и «Халбрейн» смогла продвинуться на десяток миль; наутро 24 декабря мы находились на 83°2' южной широты и 43°5' западной долготы, или всего в восемнадцати минутах от острова Тсалал — в какой-то трети градуса, или менее чем в двадцати милях…
С полудня ветер, как назло, совершенно утих. Однако течение сделало свое дело, и в шесть сорок пять вечера на горизонте показался остров Тсалал.
Едва мы стали на якорь, как на борту была выставлена усиленная охрана, заряжены пушки, приготовлены ружья и абордажные сети. «Халбрейн» не грозила теперь никакая неожиданность.
Ночь прошла спокойно. От острова не отошла ни одна лодка, на берегу не было заметно туземцев. Из этого следовало, что туземцы прячутся в глубине острова. Как нам было известно по рассказу Артура Пима, главная деревня острова Тсалал располагалась в трех-четырех часах хода от берега. Можно было надеяться, что прибытие «Халбрейн» осталось незамеченным, и порадоваться этому обстоятельству.
В шесть часов утра шхуна подняла якорь и, пользуясь утренним ветерком, подошла к коралловому поясу, напоминавшему коралловые кольца, окружающие тихоокеанские острова, и бросила якорь там, уже в полумиле от острова. С этой стоянки можно было разглядеть остров как полагается.
Он имел девять-десять миль в окружности (Артур Пим не позаботился об этом упомянуть), отличался крутыми береговыми склонами, к которым было бы затруднительно пристать; внутри острова простирались засушливые плато черноватой окраски, окруженные грядами холмов средней высоты. Берега, повторяю, оставались безлюдными. Ни в открытом море, ни в многочисленных бухточках не было заметно ни одного челна. Из-за скал не поднималось дымов, так что можно было поверить, что по эту сторону острова его не населяет ни одна живая душа.
Что же тут стряслось за прошедшие одиннадцать лет? Возможно, и вождя туземцев по имени Ту-Уит больше нет на свете? Пусть так, но как же его многочисленные подданные? А капитан Уильям Гай и оставшиеся в живых моряки с английской шхуны?..
«Джейн» была первым кораблем, который довелось узреть жителям острова Тсалал. Поэтому, впервые поднявшись на борт шхуны, они приняли ее за огромное животное, мачты — за конечности, паруса — за одежды. Однако теперь-то они знали что к чему. А раз они не торопятся нанести нам визит, то чем объяснить их неожиданную сдержанность?
— Большую шлюпку— на воду! — нетерпеливо скомандовал капитан Лен Гай.
Дождавшись исполнения приказа, он сказал старшему помощнику:
— Джэм, посади в шлюпку восемь матросов под командой Мартина Холта. Ханта — к рулю. Ты останешься на борту и будешь наблюдать и за берегом, и за морем.
— Не беспокойтесь, капитан.
— Мы высадимся на берег и попытаемся добраться до деревни Клок-Клок. Если здесь что-нибудь случится, оповести нас об этом тремя пушечными выстрелами.
— Будет исполнено: три выстрела, по одному в минуту, — отвечал лейтенант.
— Если мы не вернемся к вечеру, посылай вторую шлюпку с десятью хорошо вооруженными людьми под командой боцмана. Пусть они остановятся в одном кабельтове от берега, готовые принять нас на борт.
— Будет исполнено.
— Ты сам ни в коем случае не покидай шхуны, Джэм.
— Ни за что!
— Если нас так и не удастся найти, то, сделав все, что будет в твоих силах, бери шхуну под свою команду и веди ее к Фолклендам.
— Хорошо.
Большая шлюпка была спущена в считанные минуты. В нее уселось восемь человек, считая Мартина Холта и Ханта, до зубов вооруженных ружьями и пистолетами, с полными пороховницами и с кинжалами у пояса.
Я приблизился к капитану и попросил:
— Не позволите ли мне сопровождать вас, капитан?
— Если вам угодно, мистер Джорлинг.
Я быстро сбегал к себе в каюту, захватил там свою охотничью двустволку, пороховницу и мешочек с пулями и присоединился к капитану, предложившему мне место на корме.
Шлюпка отчалила от шхуны и бойко полетела к скалам, где нам предстояло отыскать проход, которым воспользовались 19 января 1828 года Артур Пим и Дирк Петерс, подплывшие к острову на шлюпке с «Джейн».
Именно в тот момент их взгляду предстали дикари, набившиеся в свои длинные пироги. Капитан Уильям Гай помахал им белым платком, желая продемонстрировать дружелюбие, на что дикари ответили криками «Анаму-му!» и «Лама-лама!». Прошло несколько минут — и туземцы во главе с Ту-Уитом ступили с разрешения капитана на борт корабля.
Судя по рассказу Артура Пима, между дикарями и людьми с «Джейн» быстро установились отношения приятельства. Тогда же было решено, что ко времени окончательного отплытия на шхуну будет поднят груз трепангов, пока же «Джейн» по настоянию Артура Пима продолжит плавание на юг. Всего через несколько дней, а именно 1 февраля, капитан Уильям Гай и тридцать человек из его команды стали жертвами засады в овраге вблизи Клок-Клок, а из шести человек, стороживших «Джейн», никто не остался в живых после страшного взрыва.
