Лед, пригнанный северными ветрами, вынуждает моряков прекратить поиски. Бриг направляется к южной оконечности Новой Земли. Но и здесь льды и ветры мешают исследовательским работам.
11 сентября 1821 года Литке возвращается в Архангельск. Он шлет рапорт морскому министру де Траверсе и одновременно с горечью пишет Головнину, что его экспедиция имела немногим лучший успех, чем предшествовавшее плавание Андрея Лазарева.
„Хотя после многих усилий и опасностей и удалось нам подойти к берегу и обозреть оный между параллелями 72° и 75°, но главный предмет назначения нашего — измерение длины Маточкина Шара — остался невыполненным, невзирая на то, что, следуя вдоль берега к северу, а потом обратно к югу, долженствовали мы 2 раза пройти мимо его“.[217]
Литке опасается, что эта неудача будет приписана его нерадению, и просит заступничества. Головнин использует свое положение и влияние, чтобы оградить от большой беды своего ученика. Он долго не отвечает, стараясь выяснить реакцию де Траверсе на донесение Литке. Наконец через несколько недель он сообщает Федору Петровичу, что морской министр „был очень недоволен, что Вы не видали Маточкина Шара“. Головнин представил де Траверсе объяснение, в котором заявил, что причину неудачи поисков Маточкина Шара следует искать в неверности и противоречивости существующих карт. Так, на карте Федора Розмыслова он показан на 73°40′ с. ш., а на последних английских печатных картах он положен под 75°30′, и если верить англичанам, то, следовательно, Литке не смог пробиться к главной цели своего путешествия из-за тяжелых льдов.
Головнину не только удалось успокоить министра. Он сумел показать плавание Литке в столь выгодном свете, что начальнику экспедиции объявили за усердие и мужество благодарность, которую в действительности он и заслуживал. Было решено продолжить поиски входа в Маточкин Шар и исследование берегов Новой Земли.[218]
Между тем Литке два с половиной месяца жил в Архангельске, приводя в порядок журналы и карты. Нанося на карту описанные им пункты Новой Земли, он с тревогой думал о том, где же в действительности находится Маточкин Шар. И в это время судьба свела его со штурманом Поспеловым, который в 1806 году участвовал в экспедиции на Новую Землю, снаряженной Н. П. Румянцевым. У Поспелова сохранились рукописные карты и журнал плавания. Они почти точно совпадали с описью Литке, который убедился, что, плавая около Митюшева, или Сухого мыса, он находился недалеко от Маточкина Шара. Затем, сравнив свои карты с картами поморов, он нашел на них исследованные им заливы и бухты и сохранил за ними старинные названия.
В 1822 году Литке снова предстояло отправиться к Новой Земле. Но поскольку этот остров поздно освобождается от льдов, ему было поручено описать Лапландский берег от Святого Носа до реки Колы. Путешественники осмотрели острова Нокуев, Большой и Малый Олений, Кильдин, Семь островов и близлежащие участки мурманского побережья. Опись опиралась на сеть астрономических пунктов, но была не полна, так как многие заливы и бухты матерого берега экспедиция за краткостью времени не смогла обследовать.
4 августа Литке оставляет Кольский залив. Теперь он направляется к берегам Новой Земли. Спустя четверо суток в разрывах тумана перед моряками появляется та самая высокая гора, которую первой они увидели в прошлом году. Экспедиция без труда отыскивает пролив Маточкин Шар. Теперь, когда он найден, Литке не торопится приступить к его исследованию. Он направляется дальше, на поиски северной оконечности острова. Бриг следует вдоль неизученных берегов. На карте появляются десятки новых названий. Одну из самых больших губ Новой Земли он называет именем капитана Сульменева, у которого после смерти отца он нашел приют и который научил его любить море.
День за днем бриг плывет вдоль живописных скалистых берегов с голубыми ледниками. Его сопровождают, словно почетный эскорт, стаи прозрачных айсбергов. В каждом новом мысе Литке готов видеть северную оконечность Новой Земли. И когда ему кажется, что он вот-вот достигнет цели, на пути его снова встает извечный враг полярных путешественников — густой сплоченный лед. Сквозь него не пробиться парусному кораблю. А между тем с мачты уже виден „покрытый снегом мыс“, за которым, как казалось морякам, простиралось море. Литке тешит себя надеждой, что он достиг северной оконечности Новой Земли, что ему удастся проникнуть в Карское море и положить на карту ее восточные берега. Но льды все ближе и ближе подходят к кораблю.
„Пустота, нас тут окружающая, — записывает Литке в дневнике, — превосходит всякое описание. Ни один зверь, ни одна птица не нарушали кладбищенской тишины. К сему-то месту можно, во всей справедливости, отнести слова стихотворца:
И мнится, жизни в той стране
От века не бывало.
Чрезвычайная сырость и холод вполне соответствовали такой мертвенности природы. Термометр стоял ниже точки замерзания, мокрый туман проникал, кажется, до костей. Все это вместе производило особенно неприятное впечатление на тело, равно как и на душу. Оставаясь несколько дней сряду в таком положении, мы начинали уже воображать, что навсегда отделены от всего обитаемого мира. Невзирая, однако же, на то люди наши были все до одного здоровы и со свойственной мореходам беспечностью пели и забавлялись по обыкновению, сколько позволяли обстоятельства“.[219]
Вскоре Литке приходится отказаться от мысли проникнуть дальше к северу. Спасаясь от ледового плена, он отправляется на юг. После непродолжительной стоянки в устье Маточкина Шара экспедиция продолжает исследование западных берегов Южного острова Новой Земли.
Литке берет реванш за прошлогоднюю неудачу.
6 сентября 1822 года он возвращается в Архангельск с картой почти всего западного побережья Новой Земли.
Удаче мореплавателя радуется и Головнин, и его друг Фердинанд Петрович Врангель, скитающийся на собаках по льдам студеного моря к северу от берегов Чукотки… Петербургские журналы предоставляют свои страницы для статей Литке. Крузенштерн просит подробнее рассказать о результатах плавания, о положении северной оконечности Новой Земли. Ученый Карл Бэр, возглавляющий кафедру в Кенигсбергском университете, намерен принять участие в полярной экспедиции и хотел бы знать, сколь обильная жатва ожидает его, биолога, в полярных морях, на берегах Лапландии и на Новой Земле. Сначала они переписываются при посредничестве Крузенштерна, затем пишут друг другу лично и пишут уже до последнего дня жизни Бэра…[220]
