За все время долгого пребывания «Рюрика» на Радаке было отмечено лишь две попытки кражи. Наверное, если чужеземцы рискнули бы проверить честность нашей толпы массой золота, то европейцы не получили бы такого хорошего аттестата, как тот, который мы могли дать жителям Радака.
Всем достались щедрые подарки. Капитан Коцебу дал понять Рарику, что хочет посетить его жилище, и пригласил его занять место в нашей шлюпке и показать путь. Рарик хорошо понял его и смело сел к нам, но его спутники, еще окончательно не отделавшиеся от страха, казалось, были против подобного риска, да и самого Рарика сильное любопытство влекло, видимо, в другую сторону: увидеть чудесных, с длинными бородами животных, о которых он уже слышал. Мне сдается, что коз, завезенных европейцами на другие острова Южного моря [Тихий океан], местные жители не без основания относят к птицам. Ведь свиньи, собаки и крысы — это не птицы! У них есть имена, а кроме них существуют только птицы или рыбы. Наконец, Рарик больше не мог противостоять искушению; он прыгнул в воду и поплыл к своим лодкам, и затем все направились на остров, куда были выпущены козы.
15 января мы переночевали на девятом острове, где нашли лишь покинутые жилища. На нем слой почвы был мощнее, чем на козьем острове, и растительность куда пышнее.
16-го днем мы остановились на тринадцатом острове и отошли от корабля на девять миль. Здесь состоялась вторая встреча с Рариком, который с двумя спутниками прошел вдоль рифа и обрадовался, увидев нас. Вскоре прибыли плывшие против ветра другие лодки Рарика и остановились рядом с нашими шлюпками. Теперь он пригласил капитана сесть в его лодку и всем вместе поехать к нему. Мы обещали отправиться туда вскоре, и он отчалил. После обеда мы прошли еще полторы мили до четырнадцатого острова, поросшего густым лесом, о котором я упомянул в «Наблюдениях и замечаниях». Оттуда голый риф простирается еще на много миль к северо-востоку; ближайший остров был едва различим на горизонте. У того острова, где мы находились, мог бросить якорь корабль. Капитан приказал поднять паруса, и в тот же вечер мы подошли к «Рюрику».
Ранним утром 18 января «Рюрик» продолжил плавание. Дул попутный ветер, и поэтому лавировать пришлось лишь после обеда; стояла ясная погода, яркое солнце освещало мели, и надобности в лоте не было. В 4 часа мы стали на якорь у Ормеда, семнадцатого острова (считая с запада). Он находится примерно в 20 милях от самого западного острова в северной части группы. С этой хорошо защищенной якорной стоянки можно было разглядеть северо-восточную, самую населенную часть архипелага, цепь из множества мелких островов. Она защищает акваторию от господствующего ветра.
Лодка — среди ее пассажиров мы узнали одного из спутников Рарика — доставила нам в подарок фрукты. Но страх еще не прошел, и никто из сидевших в лодке не отважился подняться на корабль.
На Ормеде, наиболее плодородном из островов этой группы, где кокосовые пальмы, однако, не поднимаются над лесом, нас принял престарелый достойный вождь Лаэргас[15], самый благородный и добросердечный человек из всех, кого я знал. Он хотел только давать, дарить, причем делал это даже в тех случаях, когда рассчитывать на ответный подарок не приходилось. Этим он отличался от Рарика, не имевшего таких добродетелей.
Нам показалось, что на острове живет примерно 30 человек. Их постоянные жилища не отличаются от тех, что встречались нам на западных островах. Мы радовались гостеприимству старого вождя и примеряли украшения, которые нам преподнесли дочери острова, но вдруг хорошее настроение было испорчено — все пришли в смятение. Вприпрыжку примчался Валет, не ведавший о том, какой ужас он нагоняет на островитян. Все бросились врассыпную от этого невиданного доселе чудовища, которое к тому же громко лаяло. Нам стоило немалых усилий восстановить утраченное доверие.
Радакцам, не знавшим других млекопитающих, кроме крыс, наши животные — собака, свинья и козы — внушали непреодолимое отвращение. Но больше всего их пугал именно маленький Валет, который с лаем бегал от одного к другому. Большой Валет, взятый капитаном у Берингова пролива, был посерьезнее и ни к кому не приставал. Он погиб на Радаке. Вероятно, не вынес жаркого климата.
20 января мы покинули Ормед и, пройдя вдоль рифа, подошли к Отдиа, главному и самому крупному острову одноименной группы, расположенному в восточной части кольца. У острова мы нашли подходящий для якоря грунт и расположились здесь, как в лучшей гавани. За Отдиа риф поворачивает на юго-юго-запад, а затем — уже без почвенного покрова — на запад к проливу Рюрика. Протяженность группы с запада на восток составляет около 30 миль, наибольшая ее ширина с севера на юг — 12 миль. Капитан Коцебу насчитал здесь 65 островов.
На Ормеде нам сообщили, что Рарик постоянно живет на Отдиа. Сперва меня хотели послать на берег, но скоро сам Рарик, надев нарядные украшения, в своей лодке подплыл к «Рюрику» и первым из радакцев бесстрашно поднялся на борт.
Этих опытных мореходов, разумеется, необычайно заинтересовали конструкции огромного корабля. Они все осмотрели, изучили, измерили. Влезть на мачты до самого флагштока, осмотреть там, наверху, все — реи, паруса, а затем, спустившись, разглядеть хитрую паутину снастей для них не представляло труда. Другое дело — спуститься через узкий люк и из светлого, воздушного царства последовать за загадочными чужестранцами в мрачную глубину, во внушающий ужас мир внутренних помещений. Первыми на это решились самые отважные, прежде всего вожди; думаю, что добрый Рарик послал вперед одного из своих людей.
Можно ли уговорить кого-нибудь из островитян, привыкших радоваться своим праздничным зрелищам, сидя под навесом из крон кокосовых пальм, среди вольной дивной природы, зайти в темные, освещенные тусклыми лампами коридоры и переходы наших зрелищных заведений и внушить ему, что эти зловещие, душные помещения предназначены для представлений? Поистине мне становится грустно, когда читаю, что в Афинах собираются построить для балетных спектаклей театр по нашему образцу.
Внизу в каюте висело большое зеркало. Гёте пишет в «Годах странствий Вильгельма Мейстера»: «Подзорные трубы таят в себе нечто магическое; если бы мы не были смолоду приучены смотреть в них, то каждый раз, поднося их к глазам, мы содрогались бы и ужасались».{177} Один храбрый и образованный офицер сказал мне, что подзорная труба внушает ему нечто вроде страха и, чтобы посмотреть в нее, ему приходится собрать всю свою волю. Зеркало — еще один волшебный, ставший для нас привычным предмет, хотя в сказочном, фантастическом мире оно сохранило свой зловещий характер. Наших друзей зеркало сначала очень удивляло, а потом приводило в состояние неудержимого веселья. Правда, нашелся один, кто пришел от него в ужас; он молча вышел, и его так и не удалось уговорить вернуться.
