Снаружи порывы ветра гоняют в холоде ночного неба стада облаков. В такт дыханию ветра скрипят сучья сухого дерева: «Скрип-скрип, скрип-скрип».
***
С утра еще можно идти. Но к вечеру усталость кует тело в тяжелые цепи. Для каждого усилия нужно особое усилие воли. Есть уже не хочется. Только слабость во всем теле сигнализирует о длительном отсутствии пищи.
К вечеру Ветра ложится. Андрей и Рад, с хрустом ворочая распухшими от сырости суставами, ставят палатку. Так и не натянув ее до конца, люди залезают внутрь мокрого брезента и проваливаются в обморочное забытье. Складки палатки намокают от нескончаемого дождя, холодные струйки воды стекают на спящих людей. Тоскливо рокочет прибой бескрайней тайги.
***
К утру дождь прекратился. Ветер растаскивал по небу остатки туч. Люди повеселели. Ветра схватила Рада за руку и потащила его за водой. Андрей смотрел им вслед и внушал себе, что ненавидит девушку. Если бы еще закурить! Он устал. Если долго болит, то острая рвущая боль сменяется тупой, ноющей болью. Только бы поскорее выбраться в Большой Мир. Только бы поскорее забыть все это как дурной сон.
Высокий вибрирующий звук вспорол тишину погожего утра. Это кричала Ветра! С ней что-то случилось! Пружины ног бросили Андрея вперед – рванулись навстречу мохнатые стволы кедров и лиственниц.
Ветра стояла, распластавшись на гигантском стволе столетнего кедра. Встав на дыбы, на нее шел огромный медведь. Красный оскал пасти – ряд желтых клыков. Девушка заворожено смотрела на медведя и не могла двинуться с места. Кто раздразнил зверя, куда делся Рад – Андрей об этом не думал. Карабин у палатки – далеко. Ветра! Ветра!
Ажурный рисунок кедровой ветки, коснувшейся разгоряченной щеки, разбередил память. Влажное, обволакивающее тепло южной ночи, теплое море, ухающими ударами бьющее в галечный берег – вдалеке мерцает огнями порт. Сиреневая гладь лесной поляны, покрытая подснежниками, каждый – величиной с блюдце. Одинокая среди чужой хвойной тайги береза всплыла в памяти, заслонила собой все остальное. Жаркая волна подхватила Андрея, бросила его в тесный промежуток между медведем и Ветрой. Вонючая жесткая шерсть забивает рот, звериная сила скручивает тело в тугой узел, острая боль в спине – темнота.
***
Поздний осенний вечер над привокзальной площадью Большого Города. Воздух полон мелкой водяной пыли. На мокром зеркале асфальта извиваются жирные красные червяки неоновой рекламы. Пролетают, шелестя покрышками, легковые автомобили.
На ступенях главного портала вокзала стоит человек. Он смотрит, как двое переходят пустую площадь. Двое идут, склонившись друг к другу, их плечи временами соприкасаются. Две неясные фигуры постепенно растворяются в пелене мелкого осеннего дождя.
Человек бросает на плечо сморщенный ком рюкзака, идет, прихрамывая, в противоположную сторону. Негромкий стук кирзовых сапог ныряет в тишину. На черном клочке чистого неба холодным пламенем горит такой знакомый и такой далекий костер Голубой Звезды.
Саянские ветры, летние ветры!
Вы спите еще меж заснеженных гор!
А наши ветры сережками вербы
Весенний заводят со мной разговор.
Сквозь кружево веток с пушинками цвета
Я вижу не синий мартовский снег.
Я вижу цветенье Саянского лета
И пену на струях порожистых рек.
Я вижу, гольцы надо мною склонились,
Туманы с каменных плеч уронив,
Дымы над тайгою костровые взвились,
Серыми вехами путь провешив.
Вокзалов длинная цепь,
Погромыхивающая звеньями – поездами,
Кидается под колеса шпальная крепь,
Семафоры машут руками.
Поезд мой голодный такой
Жрет и жрет километры вкусные,
И вот уже заедает тайгой
Перелесочки среднерусские.
Дорога до самой Нижней Уды
Стальными изжевана челюстями.
И вот уже, голубее мечты,
Горы встречаются с облаками.
Уеду, куда глядят глаза,
Окунусь в кедровую вкусную смоль.
Пусть надо мною грохочет гроза
И ветер усталый идет над тайгой.
Быть может там, на самом краю
Света большого белого
Свою любовь в реке утоплю,
Рассыплю в лесах, где медведи бегают.
Но ты ведь хитрая, очень хитрая,
Будешь являться снова и снова,
Днем убегать, как лисица рыжая,
Чтоб ночью прикрасться, даже без зова.
И я, под дождиную грустную крапь
Прокляну и себя и тайгу и ветры,
Умчусь к тебе, чтобы снова страдать
И рваться туда, где ждут меня кедры.
И опять мы уходим из города
Под зеленую крышу ветвей,
Мы отыщем закатное золото
За стеной проливных дождей.
Утро стелет туман над горами,
Небо хмурит ненастьем лоб.
И маршрут лежит перед нами
Кружевами звериных троп.
Горы громами нам салютуют,
Отару туч по ущелью гоня,
И порывистый ветер тоскует,
Щиплет струны на арфе дождя.
Воспоминание о перевале из реки Сигач
в Ванькину речку
Я лез по снежнику, на перевал
К истокам Ванькинова ключа.
Сверху – солнца горячий пал,
Всюду вода сбегает журча.
Когда огромная снежная бель
Перехлестнула за перевал,
Я увидел заветную цель –
Жарков Саянских огненный вал.
Гляжу на небо – под веками резь,
У ног – жарков пылающий жар.
Кто же занес в Саянскую поднебесь
Холодный этот цветочный пожар?
Я хватал и хватал холодный огонь
Насколько длины хватало у рук,
Пока не вспомнил, со мною лишь конь,
А ты далеко, мой ласковый друг.
Петляет тропа на крутом берегу,
Уводит в самое сердце гор,
А за спиной, на белом снегу
Догорает жарков холодный костер.
