— Если и не все, то девяносто из ста, мой дорогой мальчик. Это самый вероятный процент. — Нерсес Сумбатович треплет меня за волосы. — Так, сидя у парадного, ты ни черта не продашь, Гарегин. Покупателя надо искать, а не ждать! Это закон всякой торговли. Забыл про инициативу? Покупатель ведь дурак дураком. Он обычно покупает не то, что сам хочет, и не когда сам хочет, а когда и что всучит ему продавец, хороший продавец, умница продавец. — Он щиплет меня за щеку. — К тому же, если вы втроем будете так энергично уничтожать ириски, то у вас будут одни убытки и никаких прибылей. Да! — тяжело вздыхает он, усмехнувшись каким-то своим мыслям. — Слышит, наверное, мои слова покойный Мирзабекянц и переворачивается в гробу.
— А чего ему там переворачиваться? — спрашиваю я.
— А потому, что он, как никто другой, знал, как зарабатывать деньги, и ему должно быть стыдно за вас. А ведь был простым грузчиком, пришел в Баку пешком из деревни. У него даже не было денег на дорогу. Когда его товарищи после работы садились есть шашлык, он садился с ними рядом, но ел черный хлеб и запивал его водой. Когда его спрашивали, почему он не закажет себе тоже шашлык, ведь он стоит так дешево, два шампура три копейки, он отвечал, что бывает сыт от одного его вида и запаха, зачем же еще тратить деньги? Вот какой это был человек! Так он сколотил небольшой капитал, открыл мастерскую, стал набивать вручную папиросы, через некоторое время взял к себе трех учеников, а к чему все это привело — вы знаете не хуже меня: Мирзабекянц стал одним из самых богатых людей в городе, широко известным табачным королем.
— Ну, если эксплуатировать чужой труд, то тогда, конечно, можно достичь еще и не такого. Он этим ученикам, наверное, платил копейки? — Виктор выжидательно смотрит на Нерсеса Сумбатовича.
— Эксплуатировал, эксплуатировал!.. — Нерсес Сумбатович снова взрывается. — Вбили себе в голову всякие глупости!
— А вы лучше приходите к нам в класс на урок обществоведения, Мария Кузьминична вам все объяснит, не такие уж это глупости, — улыбаясь, отвечает ему Виктор, снова пряча за чубом глаза, теперь смеющиеся.
— Вы не сердитесь, Нерсес Сумбатович, вы лучше купите ириски, они так хорошо действуют на аппетит, — ласково говорит Лариса, все раскачиваясь на скамейке.
Он лезет в карман толстовки, звенит там серебром, бросает ей в подол гривенник, говорит:
— У меня и так хороший аппетит, злая ведьма! Можешь сожрать за мое здоровье.
— Вы бы лучше поставили свечки в церкви, — говорит Лариса, засовывая в рот сразу две ириски. — За успех вашего «Поплавка» на новом месте!
— В бога я не верую, злая ведьма! — Словоохотливый Нерсес Сумбатович вдруг мрачнеет и, сутуля плечи, уходит неторопливым грузным шагом. Раньше он всегда ходил с высоко поднятой головой.
— А в черта? — кричит ему вслед Лариса.
Но Нерсес Сумбатович не отвечает, не оборачивается. Не любит он, когда ему напоминают про «Поплавок». После того как из подвала выкачали всю воду и заделали цементом трещины, откуда пробивались подпочвенные воды, ему, конечно, пришлось оттуда убраться. Подвал осушили и в нем открыли аптечный склад. Около месяца Нерсес Сумбатович ходил без дела, а вот недавно на соседней улице арендовал новое помещение. Но вывеску повесил старую. Он надеялся, что прежние его посетители последуют за ним. Но этого не случилось. У нового «Поплавка» (к тому же — без воды!) много конкурентов в этом районе: и первоклассные рестораны гостиниц «Старая Европа» и «Новая Европа», и несколько мелких ресторанов типа кавказских духанов.
— Горит наш Нерсес Сумбатович светлым пламенем, — смеется Лариса.
В это время на Ольгинской раздается высокий тенорок Топорика. Его, наверное, слышно на всех ближайших улицах.
— Газеты «Бакинский рабочий», «Заря Востока»! — кричит Топорик. — Всеобщая забастовка горняков в Англии!.. Экстренный выпуск!.. Буржуазия выезжает за границу!.. Принц Уэльский спешит в Лондон!..
Вскоре Топорик появляется перед нами — в надвинутой на глаза кепке с продырявленным козырьком и кипой газет под мышкой.
— Слышали?.. В Англии забастовка! — Он хватает ириску и сует в рот.
— Ну и что? — спрашивает Лариса, лениво двигая челюстями.
— То есть как что? — Потрясенный Топорик смотрит на меня, на Ларису, на задумчивого Виктора. — Смотри, что здесь написано! — Он бросает кипку газет на скамейку, берет одну, развертывает, читает: «Англия вступает в полосу великих классовых битв, каких не знала и не знает история английского рабочего движения. Совет тред-юнионов…» — Тут он точно спотыкается и чуть ли не давится ирисом.
Откинувшись, Лариса заливается смехом. Улыбается Виктор — это так редко бывает с ним, в его улыбке всегда есть что-то снисходительное. Смеюсь и я.
— Тред-юнионы… тред-юнионы… — точно испорченная граммофонная пластинка, повторяет смущенный Топорик и с надеждой смотрит на Виктора.
Но тот качает головой:
— Нет, не знаю. Потом спросим у Марии Кузьминичны. — И протягивает руку за газетой.
Хватает из пачки газету и Лариса.
Беру газету и я. Она приковывает к себе кричащими заголовками, набранными большими и жирными буквами на всю страницу: «Бастует 4 500 000 рабочих. Вся Англия превращена в военный лагерь. Войска приведены в боевую готовность».
Лариса говорит:
— Не понимаю, почему там, в Англии, не дадут царю по шапке?
— Там нет царя, там король, — не отрываясь от чтения, произносит Виктор.
— «Переговоры между правительством и шахтовладельцами, с одной стороны, и исполкомом союза горнорабочих и генеральным советом профсоюзов — с другой, кончились неудачей, — читаю я. — В 12 часов ночи на первое мая 1926 года началась забастовка горняков Англии…»
Лариса хватает меня за руку:
— «Курс фунта стерлингов продолжает падать»… Стерлинг что — деньги? Тогда почему его продают фунтами? Знаешь?
— Нет, — говорю я. — Это, наверное, что-нибудь вроде наших закавказских бон. Помнишь, в прошлом году их мешками везли на осликах персидские купцы, потом продавали не только фунтами, но и пудами. Ириска стоила десять миллионов. Одна штука!
— Деньги продают фунтами — с ума сойти! — говорит Лариса. — Ой, мальчики, смотрите, какие сегодня богатые «Происшествия»! Арест грабителя-убийцы. Арест шинкарей. Бегство арестантов. Убийство. Покушение на самоубийство. Несчастный случай…
— Ты замолчишь наконец? — кричит на нее Виктор. — Читать не даст!
— Ну ты послушай, какой несчастный случай! «В Нованах сын машиниста мельницы Кускова упал в чан с вином, захлебнулся, и его еле-еле откачали». Вот беда! — И она весело заливается смехом.
