Передвигаясь по карте «пятикилометровке», я пыталась яснее представить характер местности, характер конкретных местных рек. Как далеко я смогу продвигаться вверх против течения по воде, возможно ли это вообще? Да и какова будет скорость такого перемещения, успею ли я пройти маршрут за короткое полярное лето?
Множество неразрешимых вопросов стояло передо мной, и никто не мог дать на них ответа. Все должно было выясниться непосредственно на месте, попасть на которое также пока было для меня проблемой неразрешенной.
Но отбросим сомнения! «У меня смелое намерение — подняться по Чауну к горам на 200–300 километров. До сих пор никто не поднимался на лодках так далеко по северным рекам Чукотки… Мы попробуем сначала подниматься на моторе, потом пойдем старинным, исконным способом русских землепроходцев — бечевой, а потом и пешком», — так писал о своей экспедиции 1934–35 годов по горам и тундрам Чукотки С.В. Обручев. Эти слова в полной мере относились и к моему путешествию, только подниматься я намеревалась по реке Канчалан и ее притокам, а затем по Танюреру. И мечта-надежда о возможной попутной моторной лодке в низовьях могучих чукотских рек меня не покидала.
«Неведомые миграционные потоки зашвырнули людей на северо-восток Азиатского континента, видимо, еще в каменном веке. Потом миграционные потоки отхлынули, а они остались здесь, изолированные от всего человечества, остались на пределе человеческой жизни, выжили и сформировали свой народ. Забытые на оконечности материка, эскимосы создали свою материальную культуру, вначале охотников на оленя, потом принялись завоевывать море. Они изобрели поворотный гарпун. Они изобрели свое мореходное искусство. Они создали уклад постоянной жизни там, где спустя тысячелетия просвещенные европейцы все еще считали жизнь невозможной. Они пересекли Берингов пролив и занялись освоением Аляски». (Точка зрения О. Куваева скорее романтическая, чем исторически верная.)
До прихода русских в XVII веке на Чукотке еще удерживался неолит, новокаменный век, хотя почти во всех остальных районах Старого Света уже давно начался век железа. Огромные горные территории центральных частей Чукотского полуострова, где по распадкам и долинам рек кочевали со стадами оленей настоящие люди — именно так переводится слово чауча (чукча) — оставались труднодоступными для исследователей из-за суровых природных условий и значительной удаленности от побережья.
1648 год. Семен Дежнев с дружиной казаков на кочах обошел Чукотский полуостров с севера на юг, впервые документально подтвердив это. Но отчет об их путешествии затерялся, далеко не сразу дошел до российской столицы, на долгие годы безвестно осев в бумажном архиве в Якутске. По приказу Петра Великого, уже после его смерти, в 1728 году Витус Беринг и Алексей Чириков — капитаны двух кораблей — пошли от берегов Камчатки на север искать уже найденный проход между Азией и Америкой. И прошли по нему, подтвердив, что Азия не граничит с Америкой, не подозревая о том, что это неширокий пролив.
В 1764 году галиот купца Никиты Шалаурова ушел с устья Колымы на восток открывать неведомые земли и пропал. Капитан Биллингс, проезжая зимой 1791 года от бухты Святого Лаврентия к Нижнеколымску, узнал от чукчей о недавно обнаруженной в устье Пегтымеля парусиновой палатке с трупами людей. Через 60 лет после пропажи галиота экспедиция Федора Врангеля, работавшая в тех местах, нашла в 20 километрах восточнее устья Пегтымеля на небольшом мысе деревянную избу, где сохранились некоторые вещи, принадлежащие участникам похода отважного купца. Ныне этот мыс носит название Шалаурова Изба. Где же и как произошла трагедия? Можно ли ныне узнать это?
Много еще отважных исследователей побывало затем на чукотской земле, но полное картографирование восточного «кончика» Азии окончательно удалось осуществить с помощью авиации только в 1932–33 годах. Последующие детальные геологические исследования, регулярно проводившиеся до конца 80-х годов XX века, практически стерли все «белые» пятна с территории Чукотки. Однако и по сей день немало загадок хранит в себе чукотская земля. Так, например, еще не раскрыта тайна происхождения оленеводства на Чукотке. И тайна «очень большого медведя», по словам очевидцев, изредка встречающегося в центральных горных областях полуострова. И хотя многие оленеводы или охотники слышали про этого загадочного зверя или видели его воочию, туша этого медведя еще не попадала в руки зоологов, и пока нельзя однозначно ответить на вопрос, является ли этот «очень большой медведь» новым видом или крупным экземпляром обычного бурого медведя. Или испачкавшимся белым мишкой.
А самые северные пока евроазиатские наскальные рисунки древних были найдены относительно недавно. Летом 1965 года техник-геолог Саморуков обнаружил на береговых обрывах реки Пегтымель маленькие наскальные рисунки, величиной не более 10–12 см. На следующий год отыскать их снова не удалось, сохранились лишь фотографии. Скептики принимали эти изображения за детские рисунки. И только в 1967–68 годах специальные экспедиции под руководством Н.Н. Дикова сняли завесу тайны с этих рисунков. Их выбивали или вышлифовывали предки нынешних местных жителей Чукотки. Исследователи нашли и зарисовали все найденные ими изображения. Оказалось, что еще ниже по течению, то есть севернее, на скале было второе местонахождение петроглифов. Находясь на 69° и 30' северной широты, эти петроглифы являются самыми северными в Евразии и пока единственными чукотскими. Некоторые из них интерпретировать однозначно не удалось до сих пор…
У меня был шанс прикоснуться к тайнам Чукотской земли, посмотреть, как сейчас там живут люди и увидеть рисунки древних художников, чтобы понять, как они жили раньше. Я решила этот шанс не упускать.
Полет на «суверенную» Чукотку. Дубль первый
Билет на самолет Москва-Анадырь в начале лета 1997 года стоил 2,9 миллиона рублей в один конец, я же располагала суммой почти в 2 раза меньшей.
Лаборатория Проблем выживания человека при Институте авиационной и космической медицины, которую я пыталась заинтересовать своим, можно сказать, экспериментом на выживание, пообещавшая вначале составить план исследования и посодействовать с перелетом в Анадырь, под конец пошла на попятную, и начальник лаборатории откровенно заявил мне, что, будь я хотя бы мужчиной, тогда с исследований возможностей моего организма и был бы какой-нибудь прок. А так… Ведь летчик в нашей стране, за редким исключением, — профессия мужская.
Июнь подходил к концу, а я все никак не могла попасть на место старта. И вот счастье буквально валится с небес: через друзей я узнаю, что завтра уходит пустой «борт» в столицу чукотского края, чтобы забрать на теплый материк детишек на каникулы.