И все же — могла ли еда, предложенная тем путешественникам, быть такой уж невероятно плохой? Рафаэль Нуньес спрашивает с обидой: а может, многое, что они обнаружили в Испании, просто совпало с их ожиданиями? Теперь уже стало хорошим тоном всячески унижать, недооценивать испанскую еду, а также пройтись ехидно по ужасам дорог и бытовых условий этой страны, так что поневоле задумаешься: может, ужасы, описанные в этих литературных трудах, имеют целью возбудить любопытство читателя, который воочию столкнется с ними? Не исключено, что для писателей, посещавших полуостров ранее, испанские кулинарные обычаи были еще одним аспектом той варварской экзотики, той примитивной грубости, которые создавали романтический образ Испании.
Как-то летом, еще до моего поступления в университет, наша семья нарушила принятый обычай: мы сняли номер в пансионате в Хавеа, на Коста-Бланка. Мы не могли позволить себе такую роскошь, как тарелки, ломящиеся под тяжестью свежих морепродуктов. Питались мы в пансионате, под окнами было весьма малоприятное зрелище — стройка; мы придерживались английского распорядка приема пищи, и ассортимент наших блюд тоже был в основном английским.
Днем мы валялись на пляже, но в облачную погоду садились в машину и ехали по забитым транспортом дорогам посмотреть на другие курорты, цепочкой протянувшиеся вдоль побережья.
Так что я уже тогда побывал в Бенидорме. Юнцу, выходцу из снобистского среднего класса, каким я был тогда, Бенидорм показался воплощением всего плебейского и вульгарного в заграничном отпуске. Я помню день, когда мы поехали посмеяться над массовым туризмом: как правило, его олицетворяет толпа краснорожих типов, лица которых блестят от выпивки. Однако в этом Манхэттене-на-Море нас так поразило и даже, можно сказать, потрясло невероятно огромное количество высотных домов, да и сам размах этого мероприятия, что нам стало не до хихиканья. Когда лично видишь и слышишь, как под солнцем развлекаются двадцать тысяч человек, такие элитарные понятия, как вкус и подлинность, словно бы теряют смысл.
Даже в двадцать первом веке Бенидорм оставался все еще диким и неиспорченным. В начале июня место это было перенаселено, и Левантийский пляж — эффектная дуга песчаного побережья — являла собой панораму розовых тел, а над ними кое-где — поплавки тентов от солнца.
Существует тесная связь между окружающей средой, жизнью и питанием. На въезде в Бенидорм видишь совершенно новый пейзаж: местность стала пыльной и неизменной, как луна, специальные постройки исчезли, как по волшебству. Оливковые деревья, некогда источник масла для питания и освещения, теперь служат декорацией, островками в ярко-зеленом море орошаемой травы. Рожковые деревья, чьи длинные коричневые стручки когда-то были кормом для скота и порой сохраняли жизнь людям во времена неурожая, давно исчезли из употребления.
Я припарковался позади Левантийского пляжа и прошелся вдоль него, стараясь не соприкасаться с непрерывными рядами бледнокожих семейств разной степени раздетости. Вокруг звучала речь на всех европейских языках: французском, датском, немецком, английском и еще на каком-то, похожем по звучанию на финский. Бар на тропе для прогулок предлагал полный перечень того, что может понадобиться любому англосаксонскому мужчине, отправившемуся в отпуск за границу:
спорт (включая экстремальные его виды);
бар с закусками;
живой футбол;
английское пиво;
автогонки;
горячие блюда.
Было что-то сюрреалистическое, постмодернистское в предлагаемой тут еде, она напоминала нечто из извращенных, беспорядочных научно-фантастических миров Дж. Г. Балларда. Здесь были заведения, предлагавшие пиццу и пасту, английские пабы и французские бистро, китайские, индийские, марокканские, тайские ресторанчики. Меню в одном баре просто поражало своим разнообразием: от спагетти по-болонски и коктейля из креветок до французского омлета, венгерского гуляша и риса по-кубински (простое испанское блюдо из обычного риса, глазуньи и банана в томатном соусе; считается, что его в 20-е годы прошлого века изобрел в Мадриде изгнанник с Кубы). Только в подобном местечке можно встретить смесь норвежской таверны с испанским баром, «Эль Кихот Норвежский Кроген», и в тот день, когда я сунул голову в дверь этого заведения, мне предложили на выбор «изысканную говядину с чипсами» или «строганов».
Однажды по Би-би-си я видел документальный фильм о британских эмигрантах в Испании, там был один незабываемый кадр — тучная английская леди в крохотной кухоньке своего ресторана на Коста-Бланке готовила английские обеды из жареного мяса с соусом, трех овощных и йоркширского пудингов, бедняга была вся красная и потная, что и не удивительно, если учесть сорокаградусную жару испанского лета. Я не хочу сказать ничего плохого о старой доброй английской закуске, особенно хороша она в этакий старомодный английский зимний день, когда с серого неба моросит холодный дождь, но здесь, под палящим солнцем, от которого трескаются тротуары и краска осыпается со стен, британский обед так же неуместен, как коррида на снегу.
Во всех ресторанах Бенидорма, куда ни кинь взгляд, висели фотографии блюд: фотографии цветные, они сразу дают понять — вот это появится на вашей тарелке, если решитесь заказать. Эти исключительно профессионально сделанные фото составляют бо́льшую часть испанской рекламы, и не только в туристских заведениях. Их можно увидеть в ресторане, в котором подают так называемые «комбинированные блюда» под номерами один, два, три: в разных сочетаниях яичница, бекон, свиная отбивная, жареный зеленый перец, омлет, помидоры и чипсы. Разновидность этого жанра — изображения бутербродов, тартинок, причем булочка всегда располагается перед объективом под одним и тем же утлом и из нее торчит начинка, однако, сказать по правде, никогда не различить, где тут ветчина, где копченая свиная колбаса, вареная ветчина, свиная корейка или что-то другое. Эти изображения канонизировали своего рода пролетарскую кухню, теперь она выходит из моды так же быстро, как и сами эти несколько пошловатые картинки. Мне они кажутся удивительно трогательными, я часто думаю, что это за такой анонимный фотограф их снимал, вероятно, еще в 1970-х годах. В кафе возле церкви, где с балюстрады открывается вид на два великолепных пляжа Бенидорма, по одному с каждой стороны полуострова, висят фотографии мороженого с фруктами и бананового десерта, и теперь их почти не отличить друг от друга: когда-то яркие краски выцвели добела после десяти лет пребывания под солнцем Коста-Бланки.
