Если не случится чуда, можно считать, что Жоам Дакоста безвозвратно погиб. Смерть судьи Рибейро, а за ней смерть Торреса — двойной удар, от которого ему не оправиться!
Надо сказать, что общественное мнение в Манаусе, как всегда пристрастное и несправедливое, было против заключенного. Неожиданный арест Жоама Дакосты снова напомнил обществу ужасное преступление в Тижоке, забытое за прошедшие двадцать три года. Процесс молодого чиновника из Алмазного округа, вынесенный ему смертный приговор, его бегство за несколько часов до казни — все это снова разворошили, разобрали, обсудили. Автор статьи, помещенной в «Диарио до Гран Пара», самой распространенной местной газете, изложив все подробности преступления, занял враждебную заключенному позицию.
Как могло общество верить в невиновность Жоама Дакосты, если оно не знало всего, что знали только его близкие и больше никто!
И население Манауса сразу заволновалось. Вскоре толпа индейцев и негров с яростными криками собралась у тюрьмы, требуя смерти Дакосты. В этой южноамериканской стране, где жители так часто видят гнусные расправы, названные судом Линча, толпа легко поддается жестоким инстинктам, и можно было опасаться, как бы она и здесь не вздумала учинить самосуд.
Какую печальную ночь провели пассажиры жангады! Удар поразил и хозяев и слуг. Ведь все обитатели фазенды составляли как бы одну большую семью. Все сии решили оберегать Якиту и ее детей. По берегу Риу-Негру беспрестанно ходили взад-вперед горожане, чрезвычайно возбужденные арестом Жоама Дакосты, и разве можно было предвидеть, до каких крайностей они способны дойти?
Однако ночь прошла спокойно, и никто не пытался напасть на жангаду.
На другой день, 26 августа, лишь только взошло солнце, Маноэль и Фрагозо, в эту тревожную ночь ни на минуту не отходившие от Бенито, попробовали рассеять его отчаяние. Отведя его в сторону, они постарались ему внушить, что теперь нельзя терять ни минуты, надо заставить себя действовать.
— Бенито, — сказал Маноэль, — возьми себя в руки, стань снова мужчиной, достойным сыном своего отца!
— Достойным отца! — вскричал Бенито. — Ведь я же его и погубил!
— Нет, — сказал Маноэль, — быть может, не все еще потеряно, если бог нам поможет.
— Выслушайте нас, господин Бенито, — поддержал его Фрагозо.
И юноша, проведя ладонью по глазам, сделал над собой неимоверное усилие и взял себя в руки.
— Бенито, — начал Маноэль, — Торрес никогда не рассказывал нам о своем прошлом и ничто не наведет нас на его след. Стало быть, мы не можем догадаться ни кто виновник преступления в Тижоке, ни каким образом он его совершил. Искать в этом направлении — значит даром терять время.
— А время очень дорого! — добавил Фрагозо.
— К тому же, — продолжал Маноэль, — если бы нам и удалось узнать, кто товарищ Торреса, оставивший ему свою исповедь, он ведь умер и не может подтвердить невиновность Жоама Дакосты. Однако мы знаем, что доказательство его невиновности существует, мы не можем сомневаться в существовании документа, если Торрес сам предлагал его продать. Этот документ — признание, написанное рукой преступника; он описывает злодеяние со всеми подробностями и оправдывает нашего отца. Да! Бесспорно! Этот документ существует!
— Зато сам Торрес больше не существует! — вскричал Бенито. — И документ пропал вместе с негодяем!
— Погоди, еще рано отчаиваться, — ответил Маноэль. — Помнишь, при каких обстоятельствах мы познакомились с Торресом? В чаще икитосского леса? Он гнался за обезьяной, стащившей у него металлическую коробку, которой он чрезвычайно дорожил; он гонялся за ней часа два, пока мы не сбили ее пулей. Неужто ты думаешь, что Торрес потратил бы столько сил ради нескольких спрятанных в коробке монет? А помнишь, какая радость мелькнула у него на лице, когда ты вернул ему отнятую у обезьяны коробку?
— Да!.. Да!.. В коробке, которую я держал в руках и отдал ему… Быть может, в ней лежал…
— Это более чем вероятно! Я даже уверен, что это так! — ответил Маноэль.
— Я вспомнил сейчас еще кое-что, — заметил Фрагозо. — Когда вы сошли с жангады в Эге, я остался на борту по просьбе Лины, чтобы следить за Торресом, и видел своими глазами, как он читал и перечитывал какую-то старую, пожелтевшую бумагу… и бормотал какие-то непонятные слова.
— Это и был документ! — Бенито ухватился за эту последнюю надежду. — Но он, наверно, спрятал его в верном месте!
— Нет! — возразил Маноэль. — Нет! Торрес слишком дорожил этой бумагой, чтобы расстаться с ней. Я думаю, он всегда носил ее при себе в той самой коробке.
— Постой, постой, Маноэль! Я вспомнил! Вспомнил! Когда во время дуэли я нанес Торресу первый удар прямо в грудь, моя маншетта наткнулась под его поншо на что-то твердое… вроде металлической пластинки!
— Это была коробка! — воскликнул Фрагозо.
— Да! В этом нет сомнений! — поддержал его Маноэль. — Коробка, наверно, лежала в кармане его куртки.
— Но труп Торреса…
— Мы его найдем!
— А документ? Если вода проникла в коробку, бумага размокла и ее нельзя будет прочесть.
— Почему? Если металлическая коробка закрывалась герметически, бумага не пострадала.
— Ты прав, Маноэль. — Бенито все так же цеплялся за последнюю надежду.
— Надо разыскать труп Торреса! Если понадобится, мы обшарим всю эту часть реки, но мы его разыщем!
Молодые люди тотчас же позвали лоцмана Араужо и сообщили ему о своем замысле.
— Хорошо! — ответил Араужо. — Я знаю все течения и мели на месте впадения Риу-Негру в Амазонку. Быть может, нам и удастся выловить тело Торреса. Возьмем две пироги, две убы, человек десять индейцев и отправимся.
В это время из комнаты Якиты вышел отец Пассанья, и Бенито вкратце рассказал ему, как они собираются отыскивать документ.
— Не говорите пока ничего матушке и сестре, — попросил он. — Если и последняя надежда рухнет, это их убьет.
— Ступай, сын мой, ступай, — сказал отец Пассанья, — и да поможет вам бог в ваших поисках.
Пять минут спустя четыре лодки отчалили от жангады; они спустились по Риу-Негру и подошли к берегу Амазонки в том самом месте, где смертельно раненный Торрес исчез в волнах реки.
Поиски следовало начинать немедленно по двум важным причинам.
Во-первых, так как это вопрос жизни или смерти для Жоама Дакосты: доказательство его невиновности надо представить прежде, чем придет приказ из Рио-де-Жанейро. Ведь теперь, когда личность осужденного установлена, можно ждать только одного — приказа о приведении приговора в исполнение.
