каких-то других теплых вещей, так как на мне была только футболка и штаны. Им было абсолютно наплевать на меня, если бы я не стал отстаивать свои права и ругаться с ними, меня так бы и выпроводили на мороз без куртки и с температурой. Я сказал, что не сдвинусь с места и никуда не поеду, пока не увижу врача и не получу куртку, так как имею на это право. После одной только фразы, что я еду домой в Сибирь, они сразу же нашли мне что-то наподобие фуфайки, которую мне хотели сначала дать на временное пользование, а потом забрать как довезут до аэропорта, но в конце концов подарили. Их подачки мне были не нужны, поэтому я сказал, сколько я должен заплатить, ведь наличные у меня имелись, но денег они не взяли и списали на расходы иммиграционной службы. В конечном итоге, врач дал мне жаропонижающее, и на всякий случай еще несколько таблеток, если в самолете температура опять поднимется.
После того как зацепили в кандалы, одев фуфайку, я был готов к выезду в аэропорт. Меня и еще одного поляка посадили в микроавтобус, и мы отправились в дорогу. Manhattan в последний раз, я так и не увидел, потому что окна внутри отсутствовали. В дороге мы были около часа, затем через решетку, отделяющую нас от водительского сиденья, я смог разглядеть надписи, по которым стало ясно, что мы уже находимся в аэропорту JFK (John F. Kennedy – Джона Кеннеди), в Нью-Йорке. Именно туда я и прилетел пять лет назад, в тот самый первый раз, когда поехал в Америку еще будучи студентом. Первой остановкой на нашем пути был терминал Lufthansa, где сотрудники иммиграционной службы зарегистрировали на рейс поляка. Затем после долгих поисков, был найден терминал Аэрофлота, где зарегистрировали меня. Поляк, находившийся вместе со мной, прилетел в США буквально вчера. Проходя паспортно-визовый контроль, во въезде в страну ему было отказано, и его отправили в иммиграционную тюрьму, так как на следующий день должны были выслать обратно в Польшу.
После регистрации на рейс, которая проходила без нашего участия, мы продолжали сидеть закованными в наручники, будучи в микроавтобусе. Только спустя два часа, после того как все охранники уже успели пообедать, с нас сняли все цепи и браслеты, и мы отправились внутрь аэропорта. Один офицер предупредил, чтобы мы двигались медленно и не отходили от них в сторону, так как сбежать все равно не удастся. В аэропорту огромное количество полицейских, плюс ко всему этому, у самих охранников есть электрошокеры, которые они незамедлительно применят при любой попытке к бегству. Войдя внутрь аэропорта, я пребывал в слегка шоковом состоянии. За все это время, проведенное в тюрьме, я очень одичал, точнее отвык от нормальной жизни и людей. Тут было столько девушек, которых за последние годы я видел только по телевизору, а сейчас их наблюдал в живую, и совсем рядом. От всего увиденного здесь, в аэропорту, было как-то не по себе, мне нужно было время, чтобы ко всему этому привыкнуть.
Иммиграционные офицеры вели нас по специальной линии, минуя других людей и даже пассажиров первого класса. Столько чести, мне прям как-то даже не удобно было. Пройдя процедуру досмотра, нам разрешили зайти в туалет, а далее мы отправились к выходу на посадку. В тот момент она еще не началась, поэтому пришлось немного подождать. Во время ожидания, я разговорился с сопровождавшими нас офицерами, от которых и узнал, что въезд в США, после этой депортации, мне будет закрыт навсегда. Обычно после первой депортации ставят запрет на въезд пять лет, после второй на десять лет, и после третьего раза на двадцать лет. В моем же случае, так как я совершил особо тяжкое преступление, вернуться в Америку я не смогу никогда.
Когда большая часть пассажиров уже прошла посадку, один из офицеров, женщина афроамериканка, довела меня прямо до самолета, и передала капитану конверт с документами для российских пограничников. Также она отдала мне жаропонижающие таблетки, от врача из тюрьмы, пожелала удачи, и попрощавшись с ней я прошел в самолет. Мое место было в самом конце салона, у окна, да и соседнее кресло оказалось свободным, так что десятичасовой перелет прошел в полном комфорте и спокойствии. Я был очень удивлен всякими гаджетами, примочками и новшествами Аэрофлота, которые были в самолете. Все действительно было на самом высшем уровне, даже и для эконом-класса. Прям какая-то даже гордость у меня появилась за российские авиалинии.
В Москву я прилетел ранним утром. После посадки, стюардессы мне сказали не торопиться выходить из самолета, так как меня должны были проводить к российским пограничникам. Пока я сидел внутри самолета, они стали расспрашивать меня, так как не каждый день депортируют людей из Америки. Капитан даже спросил: ''Какого черта ты поперся в эту Америку?''. Затем меня сопроводили до пограничников, которым и передали папку с документами из США. Там было мое свидетельство о возвращении в Россию, и бумаги с иммиграционной службы о депортации. Спустя десять минут, мне поставили штамп о въезде в Российскую Федерацию, и в тот момент, я мог считать себя по настоящему свободным человеком. Из-за отсутствия паспорта, мне с трудом удалось поменять доллары, которые выдали в тюрьме, на рубли, и по ним купить билет на самолет до моего города. Все благодаря тому же свидетельству, выданному консульством в Нью-Йорке, взамен моего паспорта. В этот же день, я уже был дома со своими родителями, которые ждали моего возвращения в Россию вот уже четвертый год. Я был очень рад этой встрече, и с того момента начался новый этап в моей жизни.
Заключение
Наверно глупо было бы сейчас оправдываться и говорить, что я не осознавал того, что делал. Я прекрасно отдавал себе отчет в действиях, и понимал, какая за это предусмотрена ответственность. Но и это меня никогда не останавливало. Скорее всего, моя проблема кроется в том, что я очень рано понял, как многое значат деньги в этой жизни. Кто-то, быть может, считает это неправдой и ошибочным мнением, утверждая обратное, ставя на первый план другие ценности, такие как дружба, любовь, семья и так далее. Наверно, это и есть самое главное, и все это намного важнее денег, но, чтобы осознать и понять, требуется время, а иногда и целая жизнь. И далеко не все, в конечном итоге, приходят к такому выводу, как бы это не казалось печальным.
В свои семнадцать лет, когда я только
