— Без воды и ни туды, и ни сюды, — громко напевает Петя, выравнивая лодку.
К концу этого дня без всякого труда мы достигли устья Монни. Раньше этот же переход потребовал много трудов и гораздо больше времени. Пройдя устье Монни, Петя направляет лодку к правому берегу Уямкунды, где видны еще остатки шалаша из древесной коры.
Первым делом нас интересует состояние оставленного здесь лабаза. Пока Бонапарт готовит ужин, а Куклин занимается устройством палатки, мы с Таюрским переправляемся к устью Монни и разыскиваем три заветных дерева с высоко вознесенным на них срубом. Подойдя к лабазу, Петя протяжно свистит.
Трава под деревьями сильно вытоптана медведями. К реке ведут многочисленные следы. Почти на каждом из подпорных столбов белеют глубокие царапины от когтей пытавшегося забраться на них зверя. К счастью, эти царапины далеко не доходят до основания сруба.
— Не так-то просто забраться в наш лабаз! — смеется Петя.
Мне кажется, что. медведям до известной степени помешал разорить этот склад и ясно различимый у сруба запах бензина. Бонапарт (для того чтобы разжигать костер) захватил от устья Ангарки литровую бутылку с горючим. За полной ненадобностью Петя небрежно бросил ее на дно сруба, и бензин просочился сквозь разъеденную пробку. Впоследствии нам не раз приходилось морщиться, когда хлеб, чай или каша отдавали этим неприятным запахом!
Недавно прошедшие дожди сильно подняли воду в реках. Это начался осенний паводок, который обычно приходится в бассейне Колымы на конец августа. В тех местах, где нам приходилось перетаскивать лодку через мели, теперь быстро проносится поток замутненной воды. Путешествие и впрямь превращается в не омраченный усталостью сплошной праздник. Отныне мы пристаем к берегу только для ночлега и среди дня на обед; с раннего утра и до сумерек лодка плывет между празднично расцвеченными берегами. Мимо нас, как на экране кино, непрерывно разворачивается лента зеленого, красного, золотистого осеннего пейзажа. Беззаботно покуривая в бесшумно скользящей лодке, мы спокойно следим и за красотами ландшафта, и за жизнью его обитателей.
Легче всего, конечно, наблюдать за повадками подлинных хозяев этого края — птиц. Чем ближе мы спускаемся к Анюю, тем оживленнее берега Уямкунды и Ангарки. Птиц бесконечное множество; это настоящее их царство. За каждым кустом, за каждой извилиной реки видны все новые и новые семьи и стаи.
Теперь, когда мы застаем тайгу врасплох, у нас есть много возможностей заглянуть в ее повседневный быт.
Каждый вид птиц по-своему реагирует на наше появление. Маленькие буровато-серые чирки, если мы застаем их дремлющими под солнышком на берегу, лениво поднимают голову из-под крыла и ковыляют в сторону, искоса посматривая на лодку. Часто они вовсе не обращают на нас внимания, и я могу спокойно их фотографировать.
Однажды, когда мы проплывали мимо маленькой песчаной косы, пригретая осенним солнышком стайка чирков вообще не пожелала проснуться. Тогда Петя шлепнул по воде веслом и. громко крикнул:
— Кыш, лежебоки!
Птицы испуганно всполошились, с шумом снялись с места и… сели на берег прямо перед лодкой. Когда мы вновь поравнялись с ними, они с любопытством и опаской посматривали на столь неделикатно разбудившую их плавающую диковину!
Каменушки, кряковые утки и шилохвости, завидев лодку, спешат укрыться в тени берега, откуда смотрят на нас беспокойными глазами. Многие из них, однако, тут же ныряют вниз головой за добычей и показывают свои желтые лапки. Крохали необыкновенно осторожны даже и в этих не знающих человека местах. Завидев лодку, они уже издали панически срываются с места и, шумно хлопая крыльями по воде, стремительно уплывают.
Но самая интересная и самая умная из птиц — гусь. Я наблюдал за дикими гусями в начале лета, когда их птенцы походили на маленькие желто-зеленые комочки пуха, видел их в разгар летнего сезона, когда птицы выглядели долговязыми и неуклюжими подростками, и, наконец, смотрю на них теперь, когда молодое поколение превратилось в больших красивых птиц.
Надвигающиеся осенние холода заставляют гусей торопливо собираться в стаи, которые день ото дня растут. Вскоре мы начинаем вспугивать уже целые полчища гусей. Всякий раз повторяется одна и та же картина: завидев лодку, сторожевой гусь, всегда стоящий чуть в стороне от стаи, поднимает голову и, вытянув свою длинную серую шею, издает резкий предупреждающий крик. Вслед за тем из высокой травы разом показывается много голов; в стае слышна взволнованная перекличка, и тут же с сильным шумом вся громада срывается с места и быстро улетает вдаль. Вначале мы вспугиваем таким образом стаи в несколько десятков птиц, затем взлетают уже сотни, а к концу нашего путешествия по необозримой болотистой равнине низовьев Анюя в небо поднимаются настоящие гусиные легионы.
Иногда лодка появляется из-за поворота реки так неожиданно, что вожаку поднимать тревогу уже слишком поздно.
Не могу забыть одну трогательную и вместе с тем смешную сценку. На скалистом берегу, мимо которого нас быстро несло течение Анюя, сидело до десятка гусей. Они увидели лодку, когда между нами оставалось уже не
больше шести шагов. Улетать было поздно. Тогда все разом гуси поджали под себя лапы и спрятали голову под крыло. Теперь серые птицы хорошо слились с серой скалой; заметные издали ярко-красные лапки и желто-красные клювы скрыты от глаз врага. Это был превосходно примененный маскировочный маневр! Еле удерживаясь от смеха, мы смотрели на большущих, прижавшихся к скале птиц, золотистые глазки которых внимательно и тревожно следили за нами.
Лишь только лодка миновала притаившуюся стайку, гуси немедленно поднялись на ноги, прокричали что-то по нашему адресу и, снявшись со скалы, улетели прочь.
Меня поражали целеустремленность и своеобразная сознательность, с какой большие гусиные стаи готовились к трудному осеннему перелету на юг.
Сплывая вниз по Ангарке и затем по Анюю, мы часто имели возможность видеть первые дни подготовки. В воздух поднимались совершенно хаотические толпы птиц. Старые опытные вожаки были еще не в силах водворить какой-либо порядок. Они старались лишь возможно дольше удержать в воздухе всю эту гомонящую массу молодняка. Стая невысоко взлетала над деревьями и с громкими криками направлялась к какой-нибудь ближней протоке, где с невероятным шумом шлепалась в воду.
С течением времени беспорядочные полеты становились все более продолжительными и длинными. Все-таки молодые гуси, еще не научившиеся как следует владеть своими огромными крыльями, быстро уставали и стремились ускользнуть из стаи. Стоило, однако, кому-либо из них отбиться в сторону, как вдогонку бросался старый большой гусь. Безжалостными ударами мощных крыльев и клюва он возвращал беглеца на место.
