Кольцо базальтов держит нас в плену трое суток.
16 мая мороз в 20° и ясное небо. Мы с Ковтуном быстро взбираемся на восточную вершину. Когда мы вылезли на узкий гребень, с обрывами снеговых карнизов вдоль него, трудно было удержаться от крика восторга: так красива панорама сияющих гор, открывшаяся на востоке. Ковтун наконец имеет возможность зарисовать ту недостижимую область между верховьями рек Каленьмуваам и Осиновки, рельеф которой до сих пор оставался для нас неясным.
Спуск с горы, как всегда, очень приятен — хорошо катиться вниз по подножию горы на лыжах, не задерживаясь ни на минуту.
Быстро проходят сборы и еще быстрее мчатся сани вниз по долине реки, которая, судя по расспросным данным, собранным мною в 1933 г. на Анадыре, называется Малый-Пыкарваам. Пока мы сидели в тихом ущелье, здесь свирепствовала пурга.
Проходим знакомые места и затем решаем, насколько позволит нам запас бензина углубиться в узкую долину на западе. Бензин позволяет дойти до большой базальтовой столовой горы. Здесь кончался когда-то громадный ледник, спускавшийся по р. Пыкарваам.
Ледник этот нес такое громадное количество льда-с востока, что одна ветвь его двигалась на север, в Алькаквунь — этим и объясняется образование широкой и низкой долины перевала с озерами, рассекающей водораздел.
Новая наша стоянка важна для связи со съемкой 1933 г. Мы долетали на самолете почти до этого места, и теперь необходимо установить, какие речные долины были нанесены тогда на карту. В этом однообразном плато, где столовые горы и долины так похожи, очень труд, но понять, та ли это река, которую я видел два года назад с самолета?
Спустившись с горы, тотчас же начинаем собираться в обратный путь; уже вечер, но надо торопиться пройти наледь, пока она не растаяла совсем. Темнота уже не мешает поездкам: ночи стали светлые. Через несколько; дней солнце совсем не будет заходить за горизонт.
Как только мы переваливаем на северный склон, на- чинает чувствоваться попутный ветер. У наледи он очень силен, и мы едва рискуем остановиться, чтобы захватить оставленные здесь два бидона бензина; они совершенно засыпаны снегом. Наледь сильно покрыта водой, но еще проходима.
К астропункту подъезжаем в вихрях свирепой пурги, скатывающейся с Анадырского плато.
Яцыно собирался уже завести малые сани и ехать в Чаун за Курицыным, чтобы вместе искать нас — ведь прошло уже восемь дней с тех пор как мы уехали. Он вылез к нам черный от копоти примуса и мрачный от скуки, которая его совсем загрызла. Даже куропатки не могли рассеять его одиночества.
Несмотря на пургу, которая не прекратилась и на следующий день, мы поехали в Чаун. Нельзя терять ни одного часа, потому что снег садится прямо на глазах и становится мокрым. И хотя ветер дул нам в спину и струйки поземки весело бежали вместе с нами, иногда сани едва шли — настолько задерживал их липкий снег.
Стоит только остановиться — и не сдвинешь саней: лыжа покроется комом мокрого снега.
Чтобы выяснить место впадения р. Алькаквунь в Чаун, мы прошли сначала вдоль нее на северо-запад. Дойдя почти до самых холмов Чаанай, русло реки круто поворачивает и идет вдоль русла Чауна, не сливаясь с ним. Можно было проследить черные кусты русла Алькаквуня почти до самой дельты Чауна. По-видимому, прав Ионле — Алькаквунь действительно впадает в Чаун, но только гораздо ниже, чем он нарисовал.
Когда мы подошли к культбазе, то увидали, что в низовьях Чэуна на льду появились пятна воды. Нельзя было и думать о последней намеченной нами поездке на северо-запад, в низовья р. Раучуван, а необходимо как можно скорее отправить аэросани в Певек, пока не вскрылись реки Чаун, Ичу и Млелю. В ночь с 20 на 21 мая мы проводили Денисова и Яцыно. Они поехали ночью, потому что в это время снег немного крепче и не так липнет.
Кате хорошо, что весна на свете!
Как это описать?
Н. Асеев
Как быстро наступает весна на Севере. Еще несколько дней назад термометр ночью показывал 20° мороза, а сейчас уже все кругом тает, оседает снег, появляются голые участки тундры, на склонах обнажаются камни. На краю этих проталин снег превращается в тонкие пленки льда, которые так вкусно хрустят на зубах. Солнце с 23 мая перестает заходить и, едва коснувшись горизонта, снова поднимается. Нам предстоит провести дней двадцать в Чауне, пока не вскроется река. У меня смелое намерение — подняться по Чауну к горам на двести или триста километров. До сих пор никто не поднимался на лодках так далеко по северным рекам Чукотки. Чаунские кооператоры говорят, что по Чауну можно подниматься на моторной лодке только километров на пятьдесят.
Мы попробуем сначала подниматься на моторе, потом пойдем старинным, исконным способом русских землепроходцев — бечевой, а потом и пешком. Но так или иначе, мы исследуем верховья Чауна.
Для этого путешествия Перетолчин должен сделать небольшую лодку. Он на Ангаре занимался постройкой лодок и хочет здесь, где совершенно не умеют делать хороших речных и морских лодок, блеснуть своим искусством. Верфь закладывается рядом с баней, на участке, очищенном от снега. Ставятся «стапеля» — попросту ящики от бензина, и на них Перетолчин строгает и прилаживает доски. Иногда кто-нибудь из нас допускается к этому серьезному делу, но большей частью Перетолчин работает один: он боится, что мы испортим драгоценный материал. Досок привезено в обрез, и нельзя погубить ни одной. И когда какая-то сучковатая доска при выгибании лопается, Перетолчин два дня в дурном настроении. Но лодка выходит на славу, легкая, стройная и изящная. В заключение ее красят черной краской внутри и желтой снаружи и выводят на носу имя: «Ан-гарка».
Между тем весна сказывается все сильнее и сильнее. 25 мая идет первый дождь. 28 мая мы получаем известия, что вскрылись реки ЛелювееМ и Кремянка. С устья Кремянки пришли люди уже по морскому льду. Чаун еще не вскрылся, но лед покрылся пятнами и полосами воды. На том берегу обнажились яры, и с них слышен неумолчный гам — это гогочут гуси, прилетевшие гнездиться на озерках тундры. Вся тундра ожила: круглые сутки со всех сторон раздаются различные птичьи голоса. Гуси храбро летают над нами и хрипло кричат. Охотникам не надо далеко ходить — можно стрелять молодых неосторожных гусей прямо из дома. Но все же большинство их, пролетая над домами, поднимается за пределы выстрела.
Летят морские утки тесными быстрыми стайками. Шуршание их крыльев напоминает шум порывов ветра. Они деловито торопятся на север, не задерживаясь у нас.
Появилась утка савка, с длинным хвостом. Она кричит громко что-то вроде «ax-аллах». Крашенинников писал, что эту утку камчадалы называли «дьячком», потому что она поет, как на церковной службе.
