Спутники! Многое, если не все определяется ими в тайге. Хорошо слаженный и дружный экспедиционный коллектив приведет к успеху там, где разлад и равнодушие могут быть причиной неудачи и прорыва. Мне известны драматические ситуации, возникавшие среди небольшой группы людей, надолго прикованных друг к другу экспедиционными условиями и лишенных возможности отвлечься или уйти. Взаимная ненависть неужившихся спутников в этом случае наименее опасное из возможных последствий.
Я очень тщательно выбирал себе товарищей в полевые поездки и, к счастью, еще никогда серьезно не ошибся. В результате — светлые воспоминания о друзьях и помощниках, одни из которых подобно Саше работали со мной годами, другие же менялись ежегодно, сохранив, однако, сердечные связи со мной на десятилетия. Такие связи крепятся но только обоюдным уважением и признательностью за дружбу, но и живыми воспоминаниями о пережитом в тайге: о совместных радостях и тревогах, о питье из одной кружки и еде из одной миски, о долгих ночах у костра и чутком сне под мокрым от дождя одеялом — словом, о всех тех крепко запоминающихся переживаниях, которые дает только походная жизнь в тайге.
Север еще долго будет громоздить на пути человека свои препятствия. Еще долго перед людьми, живущими в высоких широтах, будут стоять сложные задачи преобразования суровой природы и использования ее богатств.
И все же каждый год приносит победы; сегодня в тайге путнику легче, чем было вчера. Рассказы о таежных буднях вчерашнего дня относятся уже к истории, но истории, в которой были заложены будни наших дней. Человек, идущий сейчас в колымской тайге, — наследник этой истории, и в нем сочетаются уходящая романтика поиска и пришедшее ей на смену точное знание, наука и практика, фантазия и трезвый расчет.
…Волчица уселась на задние лапы, подняла голову и завыла. Волки один за другим подтягивали ей, и наконец вся стая, уставившись мордами в звездное небо, затянули песнь голода.
Джек Лондон. Белый КлыкОднажды поздней осенью мы разбили лагерь на ровной, как стол, террасе Яны. Внизу золотился и краснел густой пойменный лес. Сквозь деревья блестела большая река, катившая свои зеленые воды к Охотскому морю.
Лес шумел листвой и птичьими голосами. Тонко посвистывали рябчики, мерно стучал дятел, нагло орали кедровки; с треском ломая ветки, летали глухари.
А над широкой, протянувшейся вдоль реки террасой повисла тишина. Когда-то и здесь зеленел густой лиственничный лес, но его давно уничтожил пожар. Сейчас терраса похожа на кладбище. Насколько хватал глаз, торчали обуглившиеся стволы, протягивая к небу копья вершин и скрюченные ветки. Земля под мертвыми деревьями чернела перетертым углем. Только редкие зеленые кустики брусники с коралловыми ягодами оживляли эту сожженную пустыню.
У двадцатиметрового обрыва вдоль края террасы вилась узкая тропа. Ее протоптали многие поколения зверей и охотников. Сваленные огнем деревья уже заросли сиреневым иван-чаем, а между покрасневшей от огня галькой синели увядшие колокольчики. Там, где тропа круто сбегала к пойме, на небольшой травянистой поляне была разбита наша палатка.
Летние работы закончились. Отправив к побережью рабочих с грузом образцов и оставив своего помощника Сашу вычерчивать в палатке карту, я решил поохотиться.
Когда поднявшееся солнце осветило вершины гор, я уже сползал с ружьем по обрыву. Мне нужно было идти поймой вниз по Яне, а затем снова подняться на террасу и тропинкой возвратиться в лагерь.
Соскользнув по скованному утренним заморозком глинистому склону, я перескочил через большую, затянутую ледяной пленкой лужу и вошел в просыпающийся лес. Под ногами звенела заиндевевшая трава. Заросли шиповника с оранжевыми перезрелыми плодами и упавшие от старости стволы деревьев то и дело преграждали путь. С лиственниц сыпался дождь золотистой хвои. На полянах ветер шевелил рыхлые сугробы бурых листьев. Среди осеннего золота пылали гроздья рябины.
Вдруг под раскидистым кустом красной смородины о еще уцелевшими кислыми ягодами послышалось тревожное клохтанье. В тот же миг с шумом вспорхнул и разлетелся в разные стороны выводок рябчиков. Серая рябчиха села невдалеке на ветку тополя. Я замер. Птица беспокойно вертела головой и подозрительно посматривала в мою сторону. Через несколько минут она успокоилась и свистнула. Из травы один за другим на деревья стали взлетать молодые рябчики. Я выстрелил.
Продираясь через заросли узколистой ивы, огибая полувысохшие старицы и пересекая большие поляны с пожелтевшей травой, я все дальше уходил от лагеря. Охота была удачной. В рюкзаке лежало около десятка крупных рябчиков, четыре куропатки и две жирные утки — чирок и каменушка. Вдруг у меня из-под ног взлетел черный красавец глухарь и с шумом скрылся в лесу. С бьющимся сердцем я бросился в чащу, но огромная птица куда-то исчезла.
Уже за полдень, выйдя к берегу Яны, я попал на узкую медвежью тропу. В нос ударил тяжелый запах разлагающейся рыбы.
Осенью множество кеты, горбуши, кижуча и других лососевых гибнет, выметав икру в охотских реках. Течение грудами сносит падаль к отмелям и косам. Медведи спускаются в это время с гор и, бродя вдоль берегов, вволю лакомятся тухлятиной, нагуливая жир перед зимней спячкой. Протоптанные ими тропинки помогают ходить в прибрежных зарослях. Но сейчас, опасаясь встречи с хозяином тайги и морщась от нестерпимого зловония, я поспешил вернуться в лес.
Лишь после того как солнце покатилось к горам и от деревьев легли длинные тени, голод напомнил о себе. Я присел у речной протоки на прогнивший ствол громадного тополя и занялся своим скудным завтраком. Черствые лепешки и холодная вода из протоки были скрашены надеждой на пир из дичи, который мы с Сашей устроим в лагере.
Вдруг что-то сильно всплеснуло. Так садятся на воду крупные крохали. Схватив ружье, я быстро послал сдуло патрон с гусиной дробью и осторожно выглянул из- за куста. В тот же миг, поднимая тучу брызг, вверх по протоке метнулось несколько больших белых птиц. Загремел выстрел. К моему величайшему изумлению, ни одна из птиц не взлетела. Напротив, резко повернув назад, вся стая помчалась прямо на меня. Это было настолько невероятно, что я обомлел…
Приглядевшись, я понял, что ото не утки, а огромные горбоносые кижучи. Видимо, они забрались сюда еще в большую воду, а затем были отрезаны от реки засухой. Тут было пять или шесть очень крупных рыбин, для которых воды в протоке уже не хватало. Большие острые их плавники поднимались в воздухе, как паруса серебристых яхт. Мощными хвостами они вспенивали воду и светлыми торпедами бороздили протоку во всех направлениях. Выстрел пропал даром.
