Мы всегда рвались работать как можно дольше, чтобы побыстрее заработать необходимые деньги и поехать дальше. Когда Бред (наш работодатель, босс и менеджер в одном лице) предлагал поработать в субботу, мы всегда были обеими руками «за». В середине ноября совершенно неожиданно начался необычный марафон — работа без выходных по 8–9 часов в день (включая субботу и воскресенье). Так прошла первая неделя, вторая, третья… Я уже еле на ногах держался от сильной усталости, но все же Бред сломался первым (мы как раз отработали 20-й день подряд).
— У меня есть для вас работа на завтра, но я думаю, что нельзя работать вообще без выходных.
На ферме есть несколько постоянных рабочих. Лоренс, молодой, радостный и открытый парень лет двадцати с небольшим, всегда работал обстоятельно, размеренно, даже немного флегматично и очень интересовался всякой живностью: то показывал нам, как муравьед затягивает к себе в ловушку муравья, то, остановившись у дерева, долго и настойчиво пытался разглядеть живущую на нем огромную ящерицу.
Ленни (вообще-то его зовут Мэтью, но австралийцы считают это имя слишком сложным, поэтому ему пришлось придумать себе псевдоним попроще) — полная противоположность Лоренса. Он чаще всего ходил угрюмый и насупленный. Раньше был одним из главарей банды местных байкеров, но его характер изменился после того, как в баре во время драки ему проломили голову. Выжил он тогда только чудом — из Брисбена прислали специальный вертолет, и в госпитале ему успешно сделали трепанацию черепа. Так теперь и ходит с пластмассовой пластинкой в голове. Работал он на ферме с самого основания, поэтому знал все, что нужно делать, не хуже босса. Но и менеджером его назначить было нельзя из-за странности и непредсказуемости поведения. Он мог совершенно неожиданно взять да и уйти с работы прямо посреди рабочего дня и пропасть на неделю, а потом, также неожиданно, вернуться.
Дьем, вьетнамка с австралийским паспортом, работала на ферме уже три года и была, хотя и неформально, правой рукой Бреда — говорила, кому и чем заниматься, инструктировала новичков и тщательно следила за тем, чтобы все делалось в строгом соответствии с технологией. Во время обеденного перерыва, когда все рабочие собирались в кружок поболтать, она обсуждала какую-нибудь животрепещущую тему (Олимпиаду, преимущества и недостатки различных диет, политические катаклизмы и т. д.) или рассказывала о себе. Так удалось узнать, что она родилась в Ханое, но дед у нее был французом, и французский язык стал ее родным языком, а вьетнамский она выучила уже в школе. В восемнадцатилетнем возрасте, после окончания школы, она эмигрировала в Австралию и вынуждена была опять пойти в школу, еще на два года. В университете Дьем училась на модельера-конструктора одежды. Промучившись в поисках работы по специальности три года, она поняла, что нужно переучиваться на что-то более практичное, и вернулась в университет. Год проучилась на гражданского инженера, а потом перевелась на «Информационные технологии». И все это — не вместо работы, а одновременно с ней. Отработав часов семь на цветочной ферме, она возвращалась домой и ложилась спать, чтобы в 10 часов вечера, когда посторонние шумы затихают, по звонку будильника встать и заниматься до 2 часов ночи. А ведь в 5 часов утра ей нужно уже собираться на работу. И так годами.
Роджер, несмотря на свои внушительные размеры и «пиратское» имя, был парень добродушный и спокойный. Но все же и его терпение имело предел. Когда у него умер отец, мать несколько раз предпринимала попытки самоубийства, потом попала в психиатрическую клинику, а брат стал гомосексуалистом, он посчитал за лучшее жить отдельно и переехал из своего дома в Тувумбе в караванпарк в Крос-Несте.
На ферме постоянно появлялись и исчезали новые лица — сезонные рабочие. Одни задерживались на пару недель, другие — всего на день-два. Довольно долго с нами проработал наш брат-славянин — поляк Павел. Он жил в Австралии уже 14 лет и все это время работал архитектором, но из-за введения нового налога строительство практически прекратилось. Вот он и устроился работать на ферме, пока пройдет шок и австралийцы вспомнят о своей «национальной мечте»: построить огромный дом среди буша, чтобы «соседей не видеть». Ждать ему пришлось недолго — месяца два.
Другим запомнившимся персонажем был Гарри, 12 лет назад приехавший из Новой Зеландии в поисках работы и с тех пор колесивший по Австралии с места на место, как перекати-поле: поработает в одном месте, пока там не закончится уборка урожая, и перегоняет свой караван на другое. У Гарри были «золотые руки», чего нельзя было сказать о его жене. Ее, кажется, и держали-то на работе только из благотворительности или как неизбежное приложение к мужу.
Было много студентов и постоянно мигрирующих по стране бродяг, которые, проработав несколько дней, пропадали, так и не успев толком ни с кем познакомиться. Несколько недель с нами проработали два англичанина, японка, кореянка, трое голландцев, две пары немцев. С их странами у Австралии есть соглашение о взаимном обмене студентами, желающими посмотреть страну и подзаработать. Им дают визу «отдых с правом работы» сроком на один год.
Когда у нас закончилась трехмесячная виза, пришлось съездить в Брисбен. Естественно, и туда, и обратно мы добирались автостопом. Когда мы были в Сиднее, адвокат Евгений Киселев, специализирующийся на решении эмигрантских проблем, предупредил:
— Бизнес-визу продлить нельзя. Но с нее легко перейти на туристическую.
Так и оказалось. В Иммиграционном управлении Брисбена ничуть не удивились нашему желанию отдохнуть после трех месяцев напряженной работы.
— А у вас есть справка от работодателя о том, что вы сделали все, для чего вас посылали в Австралию? — поинтересовался чиновник.
Я показал журналистское удостоверение.
— Так мы же свободные журналисты. Приехали в Австралию собирать материал для книги. Ни перед кем нам отчитываться не нужно.
— А сколько у вас денег?
— По тысяче долларов в местном банке, а в Москве… — я не знал, сколько было бы нужно назвать. Но чиновник и не стал дожидаться моего ответа.
— Платите по 150 долларов (75USD).
На цветочной ферме мы отработали четыре с половиной месяца. Я отправил все заработанные деньги в Москву, своей семье, а Татьяна Александровна оставила себе 1000$ — «на всякий случай», вдруг придется покупать билет домой.
Теперь можно было и страну посмотреть — несколько месяцев в запасе у меня было — до тех пор, пока опять нужно будет посылать деньги в Москву.
Конец кентлинских бараков
На объездной Ньюкасла нас подобрал мужчина лет шестидесяти.
