В старину кандидат, которого можно было считать creatura papabile, то есть потенциальным папой, обычно был человеком за шестьдесят, добрым по характеру, не обремененным многочисленными родственными связями и к тому же приемлемым для европейских монархов. У человека, имевшего много врагов в священной коллегии, шансов не было. Его духовные достоинства не имели значения: это уж была забота Церкви.
Ни одно обыкновенное государство не выдержало бы серии кратковременных правлений, которые для папства считались нормой. До сих пор смерть папы может означать опалу для всех высокопоставленных государственных чиновников, а также для нунциев и послов в зарубежных странах. Пока не будет избран новый папа, Церковью управляет священная коллегия. В прежние времена период междуцарствия всегда был в Риме временем террора. Двери тюрем открывались, действие законов приостанавливалось, знать натягивала цепи поперек улиц, вооруженные наемники сводили старые счеты своих хозяев — в общем, все было вверх дном.
Ни дня не проходило, — пишет Джироламо Джильи, — без драк, убийств, засад. Многих мужчин и женщин находили убитыми в разных концах города; то и дело обнаруживали обезглавленные трупы, другие, тоже обезглавленные, вылавливали из Тибра; грабители по ночам вламывались в дома, распахивали настежь двери, насиловали и иногда убивали женщин; многих девушек обесчестили и силой увели из дома.
Сегодня, как и встарь, конклав снимает свои красные одежды и надевает пурпурные, когда умирает папа, а при его смерти непременно должно присутствовать множество свидетелей, как это было принято в далекие времена. Как только папа испускает дух, зовут кардинала камерария при папском дворе. Опустившись на колени, камерарий исполняет древний римский обряд conclamatio, то есть называет усопшего по имени — не по имени, которое он получил, став папой, но по тому, которое он получил при крещении. В прежние времена было принято ударить умершего папу трижды по лбу серебряным молоточком. Папское «Кольцо Рыбака» с печатью снимают с его пальца и ломают. Тогда в Риме начинают бить в колокола, и это первое оповещение о том, что папа умер.
После замысловатой церемонии похорон Рим думает только об избрании нового папы. Возможно, не всем известно, что любой взрослый католик, даже если он не духовного звания, может быть выбран папой, хотя с конца XIV века выбирали только кардиналов, а с начала XVI века — только итальянцев. В тех редких случаях в прошлом, когда избирался кардинал мирянин, его незамедлительно посвящали в римские епископы. Гораздо больше пап выбрали в Латеране, чем в Ватикане, патриархия была занята папами десять веков, в то время как Ватикан служил им жилищем всего лишь половину этого срока.
6
Когда из Латеранского собора Святого Иоанна я перешел в его монастырь, я как будто вернулся на много веков назад. Мне показалось, что я уже не в Риме, а в Англии или во Франции XIII века. Я оказался в обычном бенедиктинском монастыре, но странно: он сверкал каким-то византийским блеском. Изогнутые колонны и арки были покрыты красной, зеленой и золотой мозаикой. Это очень впечатляюще смотрелось на римском солнце, хотя, наверно, выглядело бы несколько аляповатым в Йоркшире.
Монастырь появился в XIII веке, когда несколько семей резчиков по камню, самым известным из которых были Космати и Васселлетти, искали в римских руинах подходящие цветные куски мрамора, особенно редкий зеленый и красный порфир. Они резали найденные камни на квадратные и круглые пластины, из которых составляли великое множество геометрических рисунков, положив тем самым начало стилю церковной архитектуры, который стал популярен в Риме на следующую сотню лет. Базилика Сан-Клименте — лучший пример их работы, а в монастырях Латерана и Святого Павла «за стенами» можно увидеть, как они умели украшать двери.
Когда работы этих резчиков по камню в Риме вошли в моду, Генрих III как раз перестраивал Вестминстерское аббатство. В 1258 году новый аббат Вестминстера Ричард Вэр прибыл в Рим, чтобы получить у папы подтверждение своих полномочий, и остался там на два года. Его явно привлекали работы Космати, которые он видел повсюду, и, вернувшись в Англию, он убедил короля украсить гробницу Эдуарда Исповедника в том же стиле. Аббат Вэр снова съездил в Рим и вернулся с двумя лучшими резчиками по камню, Петром и Одериком, и большим количеством цветного мрамора.
Результат этой странной и интригующей архитектурной связи со средневековым Римом можно увидеть в мавританском стиле оформления гробницы Эдуарда Исповедника. Мне всегда казалось, что она могла быть построена для Саладина, и она, думаю, является самым необычным из всех старинных лондонских памятников. Ниши вокруг гробницы, совершенно восточные по своему решению, предназначены для паломников, которым захотелось бы преклонить колена и помолиться в гробнице как можно ближе к телу святого. Витые колонны, мозаика, общая атмосфера — все напоминает некоторые средневековые церкви в Риме, а на плитах гробницы художник подписался: «Петр, римский гражданин».
Его товарищ, Одерик, создал великолепный, но сейчас сильно поврежденный пол в святилище. Он тоже подписал свою работу, но его имени уже не разобрать. Пол сделан из порфира, серпентина и других римских сортов мрамора, а своим художественным решением должен был символизировать длительность существования мира. Вероятно, этим полом интересовался Гольбейн, потому что явно именно на нем стоят послы на знаменитой картине в Национальной галерее.
Странно подумать: в сердце Лондона лежит саксонский король, окруженный мрамором из развалин древнего Рима. Интересно, помнил ли Генрих III, чье безграничное почтение к Эдуарду Исповеднику и выразилось в перестройке аббатства, что Эдуард однажды дал обет отправиться в паломничество в Рим, но не смог сделать этого, и ему пришлось просить папу освободить его от обета? Если да, то, пожалуй, было бы естественно принести Рим в гробницу святого, которому самому было до него не дойти.
7
Старинный восьмиугольный баптистерий погружен во тьму, а так называемые музыкальные двери ведут в часовню. Они высокие и тяжелые и, как мне говорили, сделаны из золота, серебра и бронзы. Они из терм Каракаллы. Когда сторож медленно открывает одну из них, она нехорошо скрипит. Потом скрип становится стоном, и по мере того как служитель продолжает открывать дверь, от стона отделяется высокая нота и дрожит, вибрирует в воздухе. Звук совершенно заполняет маленькое здание, и мне приходит на ум труба, созывавшая язычников к их алтарям. Это пленный языческий звук, пойманный христианским зданием.
