Мое сообщение об открытии тайны индусской пластинки было сенсацией. Явились все, кто знал шахматы и кто не знал шахмат. Я обещал разгадку одинаково интересную для всех.
Кают-компания оказалась набитой до отказа.
Один лишь капитан находился, как всегда, на мостике. Корабль осторожно подбирался к Новой Земле. Мыс Желания, названный так Баренцем в ознаменование его страстного и неосуществленного желания пробиться через льды на восток, остался севернее. Туман все еще скрывал от нас берег.
Я обвел глазами присутствующих.
— Черные в первой позиции неизмеримо сильнее. Позиция белых безнадежна. Не правда ли?
Все согласились.
— Тем не менее… Они сделают ничью!
— Не может быть! — изумились все играющие, а неиграющие стали торопить меня, чтобы я скорее открыл им тайну пластинки.
Волнуясь, я стал показывать решение удивительной позиции. Даже неиграющие напряженно смотрели на доску.
Они видели, как белая пешка устремилась вперед и, дойдя до последней горизонтали, внезапно превратилась не в ферзя, а в коня!
Они видели, как черные отдали в углу своего слона, чтобы скорее провести свою пешку в ферзи. Но лукавый, вновь родившийся белый конь встал так, что черные, избегая ничьей, вынуждены были поставить не сильнейшую фигуру — ферзя, а ладью.
На глазах у всех начался поединок между ладьей и конем. В момент, когда, казалось бы, все было кончено и белые погибли, последняя белая пешка превратилась снова не в ферзя, а во второго коня.
— Теперь ничья, — уверял я всех. — Черная ладья не может выиграть против двух белых коней! Посмотрите на конечную позицию и на пластинку из слоновой кости! — закончил я2.
— Да ведь это же вторая позиция! Она получилась из первой! Это казалось невероятным! — послышалось со всех сторон.
— Переменились все фигуры! Кроме королей.
Действительно, в результате непреложной логики, подобной той, которая применена была в индийском доказательстве теоремы Пифагора, все на доске переменилось. Старые фигуры исчезли, как по волшебству, появились другие, в новом равном соотношении сил.
Все шумно изумлялись выдумке неведомого поклонника шахматной игры.
Когда мы подняли головы от доски, то увидели капитана. Он с улыбкой смотрел на нас.
— Капитан! — воскликнул врач. — Мы благодарны вам за чудесные индийские творения в области математики и шахмат. Это подлинная поэзия!
— Подождите, — прервал я. — Здесь есть еще одна не открытая тайна.
— Еще одна? — удивились все и даже капитан.
— Да! Да! Дело в том, что я берусь доказать, что никакой пластинки из слоновой кости не было!
— Как так не было? — возмутились все присутствующие.
— Не было, — настаивал я. — Мы должны восхищаться не индийской мудростью, а замечательным поэтическим искусством нашего капитана-этюдиста! Я никак не думал, что наш полярный капитан и есть тот мастер этюдов, произведениями которого я так часто восхищался.
Капитан смеялся. Моряки и полярники в изумлении смотрели на него.
— А ведь не плохое лекарство от морской болезни? — спросил капитан.
— От морской болезни? — все переглянулись.
— В самом деле! А мы и забыли о ней! Капитан спросил меня:
— Как же вы догадались?
— Очень просто. Ведь черные не могли поставить ферзя, боясь из-за пата связать белого коня.
— Правильно.
— Но ведь ферзь в древние индийские времена не обладал современной дальнобойностью.
— Ох, верно, — засмеялся Борис Ефимович. — А я совсем позабыл об этом усовершенствовании шахмат.
— Вот вам последняя тайна пластинки. Ее не было!
— Ошибка! Дело не в шахматах. Пластинка все-таки есть. — Капитан достал из внутреннего кармана кителя небольшую белую пластинку.
С любопытством мы рассматривали ее. Пластинка из слоновой кости! Золотые инкрустации. Таинственные рисунки. Два из них знакомы нам. Это индийское доказательство теоремы Пифагора. А два других вовсе не шахматные. На одном из них очертания страны — Индии и на нем два скрещенных ножа. На другом те же очертания Индии, но на его фоне… пожимающие одна другую руки.
— Вот что подарил мне индиец. Смысл рисунка таков: истинная мудрость, говорят первые рисунки, не во вражде народов Индии, а в их дружбе, — заканчивают вторые. Под впечатлением этих рисунков я составил свой этюд.
— А теорема Пифагора? — спросил старший механик.
— О ней я слышал и раньше. Доказательство было обнаружено при каких-то раскопках. Им увлекался еще Лев Николаевич Толстой. Еще раз простите мою шутку, но она помогла вам вылечиться от морской болезни. Чтобы не страдать от нее, надо найти себе занятие, которое вас поглотит полностью. А я пойду на мостик. Туман раздергивает.
Мы вышли на палубу. На горизонте виднелись горы. Таинственная земля, столь не похожая на другие полярные земли!
— Уж если говорить о шахматах или таинственных землях, так стоит вспомнить о Ныряющем острове.
— Что это за остров?
Так начался обычный для нашего арктического плавания вечер в кают-компании «Георгия Седова».
— Этот остров не значится ни на какой карте, — сказал очередной наш рассказчик, огромный человек с седеющими кудрявыми волосами и весело прищуренными глазами. — Пошло все с приезда геодезической партии, устроившей на моей полярной станции базу. Начальником партии была боевая девица, занозистая, славная, отчаянная, красивая, только не дай бог ей об этом сказать… Звали ее Таней, то есть Татьяной Михайловной. На Большой Земле, говорят, она прыгала с десятиметровой вышки со всякими немыслимыми пируэтами, знала опасные приемы джиу-джитсу и здорово играла в шахматы. Первый ее талант в Арктике, конечно, не проверишь, а вот с другими своими талантами она меня познакомила.
— Обыграла в шахматы?
— Да… и в шахматы. Можно сказать досадно обыгрывала. Я ведь не из слабеньких. И с кандидатами в мастера, да и с мастерами встречался, когда в отпуску бывал. И не с позорным счетом… А вот с ней… Черт ее знает! Или она на меня так действовала, или курьезным самородком была… Стиль, знаете ли, агрессивный, яркий… жертвы, комбинации и матовые сети… Сети у нее вообще были опасные… — рассказчик замялся, потом добавил: — Может быть, новая Вера Менчик в ней пропала.
— Почему пропала?
— О том рассказ впереди. Я сам посмеяться люблю, подшутить или разыграть… А тут — разгромит она меня да еще и насмехается. Э-эх! Так и сжал бы ее ручищами вот этими, так бы и сжал! И вбила она однажды в свою голову, что должна произвести съемку Ныряющего острова. А островом таким в наших краях назывался не то остров, не то мель… словом опасное место. Иные моряки там на берег сходили, а другие клялись, что нет там никакой земли. Я было пытался Таню, то есть Татьяну Михайловну, отговорить, да куда там! Предложила она мне в шахматы сыграть на ставку. Будь другая ставка, я бы отказался. А тут, если проиграю, то должен ее на остров Ныряющий сопровождать. Посмотрим, говорит, есть ли у этого Богатыря с прищуром что-нибудь, кроме прищура. Ну, я и проиграл. Не то, чтобы поддался, но… одну ее в такое путешествие не хотелось отпускать. Впрочем, может быть, она и по-настоящему у меня тогда выиграла бы. Словом, отправились мы на катере, груженном бревнами плавника, который сибирские реки в море выносят. Опять же ее затея — непременно хотела на Ныряющем геодезический знак поставить. Взяла она с собой хороших ребят и своих и моих. Распоряжалась на моей станции, как хозяйка. Везучая она была. Представьте, нашли ведь мы неизвестный по картам остров. Скалистый, угрюмый, совсем маленький. Если он в самом деле под воду уходит, то напороться на него килем никому не понравится. Нашли мы остров, высадились на него и принялись геодезический знак ставить, целую башню деревянную — прямо маяк. Бревна ворочать — работа нелегкая. Даже на полярном ветру, который начинался, жарко становится. Однако дело к концу… А Таня моя собралась с треногой и геодезией своей на другой край острова — съемки производить. Я, конечно, напросился сопровождать ее в виде чернорабочего — треногу и рейку таскать. На меня глядя, она говорила, что я вполне сам за геодезический знак сойду, если меня на острове оставить. Насмешки ее я покорно сносил и ею совсем не украдкой любовался. Хороша она была в своем ватнике, в мальчишеских штанах и сапогах — закаляла она всегда себя — стройненькая такая, и с косой, которую ветер из-под шапки иногда вырывал. Чудная у нее была коса… Если распустить ее и лицо в волосах спрятать — задохнуться от счастья можно…
