Денис Урубко - Крутой лед

Перейти со льда на скалы оказалось делом очень непростым. Только удерживавшийся кое-где под снегом натечный лед дал мне возможность вылезти на небольшой выступ. Все, естественно, было укрыто коркой снега. Это был самый решающий этап восхождения. Если мне удастся так же просто перейти со скал на лед, застывший под наметом небольшого карниза, то дело можно считать сделанным. Мне стало жутко. Столько пережить лишь для того, чтобы сорваться здесь, в двух шагах от вершины! Господи, дай мне сил на этот последний рывок!

Уже не щадя клювы молотков, я начал стучать ими по скале, надеясь найти что-нибудь, за что можно зацепиться. В одном месте правый молоток неожиданно заклинился где-то между камнями, и я, замирая от страха, подтянулся на нем чуть повыше. Ну! Если бы левый молоток достал до льда... Короткий взмах, в который я вложил остатки сил, - и характерный звук возвестил о том, что клюв молотка надежно сел в лед. Внутри меня все вспыхнуло от дикой радости, и через секунду я уже обалдело, вложившись полностью в этот рывок, врезался головой в мягкую, как мне казалось снизу, толщу снежного намета, нависшего на полметра над склоном... Карниз и не дрогнул. Это был плотный смерзшийся фирн, обработанный ветром и солнечными лучами. Я лихорадочно обдумывал, как мне поступить. Рубить его ледовым молотком? Долго! Я устал! Мое тело безумно просит покоя, а мышцы ног того и гляди стянутся в судорогах.

Вогнав левый молоток под самый карниз, я откинулся, насколько было возможно от склона, и глянул через кромку. В лицо ослепительными брызгами света ударило солнце. Это было так неожиданно, что руки у меня дрогнули, и я чуть не сорвался вниз. Зажмурившись, полуоглушенный, я бессознательно поднял свободную руку, и ударил молотком в фирн сверху карниза. Клюв вошел полностью, и я импульсивно доверился ему...

На этой стороне горы властвовало солнце. Я лежал на спине, согретый его лучами, и слабо улыбался, пытаясь вновь привыкнуть к приятному ощущению безопасности. Внутри меня яростно рвалось и металось сердце. Сделал! Ты сделал это! Да, я сделал это. Северная стена пика Орджоникидзе, четыре “Б” категории сложности, перепад от подножия до вершины почти шестьсот метров. Я изо всех сил пытался устоять перед бурным натиском самых противоречивых эмоций, нахлынувших на меня. Вершина? Где вершина?.. Успокойся, парень, вот она, эта скальная башня. Полежи... Нет! Вершина! Я встал, сделав сверхчеловеческое усилие. Где-то под ногами качался, кружась и сверкая, весь мир, а надо мной высились последние метры ужасного подъема, - простые и не опасные метры серой, залитой тусклым льдом скальной башенки.

На вершине меня слегка остудил ветер. Я глянул на часы, - пол четвертого, ровно три часа я поднимался сюда. Только три часа? А мне показалось, что прошла целая жизнь. Этот подъем, эти неповторимые мгновения борьбы... Да было ли это все? Может быть, это сон, - невероятный, прекрасный и ощутимо чувственный? Кто знает...

Северная стена пика Орджоникидзе - шестьсот метров вертикали - осталась под ногами. Высота - четыре тысячи четыреста десять метров. Бескомпромиссный лед, вставший отвесами на моем пути, и линия маршрута, пересекающая его почти без отклонений от подножия горы до самой вершины. Безупречный путь к безупречной цели - идеал альпиниста.

Весь район Малоалмаатинского ущелья с ледником Туюк-Су лежит ниже меня. Погода наладилась, и видимость изумительная. С "Орджо", который является высшей точкой этого района, я могу обозреть все вокруг на многие десятки километров. Вот восточнее меня широкой башней возвышается пик Талгар, своей почти пятитысячной вершиной царствуя надо всем окрест. Вокруг него все еще клубятся остатки облачности, и он сверкает белоснежной макушкой среди серого мрачного обрамления. На юге за маревом золотистой дымки, окрашивающей даль в таинственный цвет романтики, частоколом острых пиков дыбится Чилико-Кеминская перемычка. Взгляду открывается первозданный хаос скальных и ледовых круч, возносящихся из глубоких ущелий, прорезанных ледниками. Среди них я узнаю глетчер Жангарык. Где-то в лабиринтах этой горной системы затаилось в глубокой чаше озеро Жассык-Кель, - мертвый клочок ультрамарина меж хаотических моренных валов. Когда-нибудь я обязательно отыщу его, и загляну с берега в неподвижную хрустальную бездну, прекрасную, наверное, как сами горы, ее сотворившие. Это мечта. Через какой-нибудь из простых перевалов на западе, без спешки, без риска и опасностей. Просто прийти к чудесному озеру, чтобы наполниться его спокойствием и красотой, подумать о своей жизни, и забыть все темное, случавшееся в ней. Запад скрыт от моего взора игрой солнечных бликов в сплетении ветра и остатков тумана, стелющегося по склонам. Лишь близко стоящие вершины открыты мне, - Туюк-Су, Погребецкого, Молодежная и несколько других пиков, названия которых мне не известны; и я перевожу взгляд на север. Здесь все кристально чисто. Гребни гор, резко понижаясь, нисходят в глубокие долины, стремясь к вечному лету и теплу, царящим на равнине Алма-Аты. За северной окраиной города начинается желтая тоскливая степь, теряющаяся в дали горизонта, и моему взору не за что уцепиться на ней. Равнина лежит на четыре километра ниже меня, и эта разница позволяет мне, одиноко затерянному в небесном просторе, чувствовать себя свободным в совершенно не подвластной житейским дрязгам исключительности. Я стал Безумным дерзким отщепенцем, вознесшимся над грешной землей. И пусть это всего лишь мимолетная иллюзия, но ее сладость не подвластна времени. Пройдет год, два, десять, а этот миг, пронизанный торжеством и чувством всемогущества, останется со мной. Даже скатившись на самое дно жизни, превратившись в жалкое слабое ничтожество, уголком своего сознания я всегда буду помнить это счастливое мгновение на вершине пика Орджоникидзе...

Яростное солнце постепенно клонится к западу. Мгла, маревом застывшая над горами, редеет, и, оседая в долинах, открывает миру все новые и новые дали. Близится вечер, сумеречная трещина между двумя мирами, - днем и ночью. Я кругами хожу по вершине, не в силах успокоиться и сдержать теснящееся в груди смятение. Мне хочется насладиться каждой секундой, проведенной на этом чудесном безопасном островке белого чистого снега. Гротескно изгибаясь, в изломах фирновых застругов мечется моя золотистая тень. Когда я подхожу к обрыву Северной стены, она отчаянно кидается вниз с ее края, и исчезает в темной бездне. Но стоит мне немного качнуться назад, и вот тень уже здесь, рядом со мною, - кривляется и передразнивает... Десять шагов на восток, десять на запад. Справа и слева - глубина близких склонов. Вот и вся вершина - узкий гребень над сотнями метров пустоты.