В конце позапрошлого столетия, подпитываемая новыми открытиями в Мировом океане, мода на естественнонаучные музеи набирала обороты, но техника консервации морских организмов была еще развита слабо, и потому экспозиции нуждались в долговечных наглядных моделях. Дела Блашки пошли в гору. Его подводные чудеса охотно покупали десятки выставочных учреждений, университетов и институтов со всего мира. В 1876 году поступил еще один большой заказ из Лондона — от музея, ныне известного как Музей естественной истории .
Актиния Actinoloba dianthus. Модели именно этих животных, заказанные Музеем естественной истории в Дрездене, положили начало известности Леопольда Блашки
В 1880 году в дело вступил сын Леопольда — Рудольф (1857—1939). Вместе они отливали морских беспозвоночных уже сотнями, черпая знания о строении этих существ из общеизвестных книг по биологии (например, из «Прогулок натуралиста по Девонширскому берегу» Филиппа Госса, ярого противника Дарвина, или «Популярной истории аквариума» Джорджа Соверби).
Впрочем, Рудольфу по наследству достался научный энтузиазм. Он принялся систематически изучать флору Центральной Германии, вод Северного, Балтийского и Средиземного морей. Много позже, будучи уже очень состоятельным человеком, он стал приобретать живых морских беспозвоночных и селить их в специально оборудованном аквариуме в своей дрезденской мастерской. Теперь Блашка могли работать с натуры.
Начиналось «биологическое моделирование» с подробных зарисовок на бумаге (большинство из них хранится теперь в Музее стекла американского города Корнинга). Затем, используя довольно простое оборудование, мастера выдували или формировали различные части будущей модели из прозрачного и цветного стекла. Сверяя работу с упомянутыми рисунками, части моделей соединяли клеем или сплавляли, обработав термически. Тонкими медными проволочками прикрепляли к телу щупальца, «усы» или жабры. Иногда применяли бумагу и воск. Блашка были столь внимательны к деталям, что воспроизводили даже степень прозрачности медуз, толщину покровов и их текстуру (в основном за счет разной степени окраски материала).
Модель сифонофоры Forskalia edwardsii, описанной немецким натуралистом, автором книги о морских беспозвоночных, Албертом Келликером в 1833 году
Профессиональная публика неизменно приходила в восторг от этих изделий и их научной достоверности. В биологии всегда ценились объемные модели, особенно если живой экземпляр скопированного вида трудно достать или он слишком мал и слишком подвижен, как, например, крошечные одноклеточные, различимые лишь под микроскопом. Для воспроизведения таких деликатных организмов не подходят обычные материалы: воск, дерево или гипс. А вот хрупкое прозрачное стекло очень подходит. К 1888 году каталог работ дрезденских стеклодувов включал более 700 единиц хранения.
Еще 131 беспозвоночное из мастерской Блашка поступило в Музей естественной истории в Бостоне . Однажды эти произведения увидел профессор ботаники Линкольн Гудейл. Красивые и наглядные «стекляшки» не шли ни в какое сравнение с пособиями, которыми пользовался ранее он сам: цветными изображениями, гербариями, черно-белыми снимками, копиями из папье-маше. Покоренный изделиями Блашка, он решил во что бы то ни стало заполучить такие же образцы для Ботанического музея Гарвардского университета. В 1886 году Гудейл приехал в Дрезден и уговорил мастеров работать исключительно на него. Чтобы копировать растения, отец и сын были вынуждены проводить дополнительные научные изыскания, а также изобрести новые виды стекла, однако с 1890 года они начали работать только для Гарварда. До 1937 года Блашка успели сделать более 3 000 моделей 164 различных видов растений. И сейчас ученые из многих стран стремятся в Гарвард, чтобы увидеть это уникальное собрание, в экспонатах которого нет ни единой морфологической ошибки.
В общем, отлично зная биологию, ювелирные технологии и обладая отменным вкусом, Блашка сумели создать редчайший синтез — науки и искусства. К сожалению, у них не было учеников и наследников, и их метод создания научных моделей был впоследствии утерян. Во время Второй мировой войны в их мастерскую в Дрездене попала бомба, погибли также экспонаты, хранившиеся в Дрезденском королевском зоологическом музее и других музеях Германии.
Татьяна Пичугина
Главная задача французской космической станции COROT, стартующей с космодрома Байконур в середине октября этого года, — поиск возможной жизни на других планетах. С помощью космического телескопа диаметром 30 см планируется найти несколько десятков схожих с 3емлей планет у далеких звезд. 3атем детальное изучение обнаруженных объектов будет продолжено другими, более мощными космическими телескопами, запуск которых намечен на ближайшие годы.
Профессор М. Майор из Женевского университета (Швейцария), открывший в 1995 году первую экзопланету (слева) и профессор Дж. Марси из Университета Калифорнии в Беркли (США) возглавляющий наиболее успешную группу «охотников за экзопланетами»
Первое достоверное сообщение о наблюдении планеты, расположенной близ другой звезды, прозвучало в конце 1995 года. Всего через десять лет за это достижение была вручена «Нобелевская премия Востока» — награда сэра Ран Ран Шоу (Run Run Shaw). Гонконгский медиа-магнат уже третий год дарит по одному миллиону долларов ученым, достигшим особых успехов в астрономии, математике и науках о жизни, включая медицину. Лауреатами 2005 года по астрономии стали Мишель Майор из Женевского университета (Швейцария) и Джеффри Марси из Университета Калифорнии в Беркли (США), получившие премию на торжественной церемонии в Гонконге из рук самого ее учредителя — 98-летнего господина Шоу. За время, прошедшее после обнаружения первой экзопланеты, исследовательские группы, возглавляемые этими учеными, открыли десятки новых удаленных планет, причем на долю американских астрономов во главе с Марси пришлось 70 из первых 100 открытий. Этим они взяли своего рода реванш у швейцарской группы Майора, которая в 1995 году на два месяца опередила американцев с сообщением о самой первой экзопланете.
Технология идентификации
Первым разглядеть в телескоп планеты возле других звезд пытался голландский математик и астроном Христиан Гюйгенс еще в XVII веке. Однако он ничего не смог найти, поскольку эти объекты не видны даже в мощные современные телескопы. Находятся они невероятно далеко от наблюдателя, размеры их по сравнению со звездами невелики, отраженный свет — слабый. И, наконец, расположены они близко от своей родной звезды. Вот почему при наблюдениях с Земли заметен лишь ее яркий свет, а тусклые точки экзопланет просто «тонут» в его сиянии. Из-за этого планеты за пределами Солнечной системы долгое время оставались нераспознанными.
