Радостно встретивший меня Саша уже раскладывал образцы на брезенте. Они с рабочим возвратились на несколько часов раньше меня и успели сварить подстреленного накануне молодого глухаря.
Непогодило. Тяжелые тучи провисли до верхушек гор и, цепляясь за тонкие ветки лиственниц, сочились дождем.
Уже третьи сутки горизонт затянут холодным туманом. Дождь сеется почти без перерыва. Намокшие деревья застыли в хмуром молчании; изредка, вздрогнув от озноба, они стряхивают с себя каскады тяжелых капель.
Мы стоим лагерем на берегу Яны. Палатка скрыта меж высоких тополей на краю небольшого островка. От коренного берега нас отделяет широкая сухая протока. Когда- то по ней бежали к морю веселые воды; потом река отошла левее, протока высохла и кое-где заросла тальником, одуванчиками и иван-чаем.
Весной переполненная Яна выплескивается из русла и бросается к высохшим старицам. Зацепившиеся в кустах оголенные коряги и глыбы сухого дерна остались здесь от последнего половодья.
В субботний вечер, когда мы подошли к этой излучине, с безоблачного неба сияло катившееся на закат солнце. Посреди реки поднимался лесистый островок. Он приветливо шумел листьями и манил птиц созревшей рябиной.
Было еще жарко. В лесу звонко верещали кузнечики, из кустов голубики грузно взлетел выводок глухарей. Уставшие лошади жадно набросились на сочную траву. Мы решили разбить тут лагерь.
Выйдя на берег после позднего обеда, я обнаружил глубокую заводь с дремлющими хариусами, и вечером при свече мы подготовили с Сашей снасть. Однако ночью погода неожиданно изменилась: небо затянули низкие, набухшие водой тучи, из которых с рассвета заморосил этот нескончаемый дождь.
…Трава, деревья, земля, небо — все пропитано сыростью. Дождь монотонно стучит по туго натянутому полотну. Иногда резкие порывы ветра обрушивают на палатку ведра ледяной воды. Горящие в железной печке дрова не спасают от сырости. Как только гаснет огонь, влажная духота сменяется пронизывающим холодом. Ночью мы жмемся друг к другу, но не вылезаем из-под одеял, чтобы подбросить дров.
Сегодня меня разбудила возня Николая у печки. В палатке пахло подогретым хлебом и стучала крышка кипящего чайника. Рядом, свернувшись калачиком, спал Саша.
За полотняной стенкой хлопали копытами в мокрой глине и хрустели овсом лошади. Каюр вынес им утреннюю норму. С каждым разом она становилась все меньше, и Миша бережно подбирал с земли просыпавшееся зерно.
Натянув резиновые сапоги и накинув дождевик, я вышел из палатки.
— О черт, какая тоска!
Иззябшие лошади жадно добирают с брезента остатки овса. Особенно торопится худенькая, со сбитой спиной Зорька. Несмотря на съеденный овес, она никак не может согреться; время от времени ее сотрясает крупная дрожь.
Островок и долина совершенно утонули в тумане. Вздувшаяся от дождей река тащит листья, ветки, раскоряченные пни и всякий лесной мусор. Она уже давно стала бурой от глины и у берега вскипает грязной пеной.
— Вода в протоке показалась, Евгений Константинович, — сказал каюр. — Как бы не поплыть нам с острова!
Известие меня тревожит. Ненастье слишком затянулось и может кончиться наводнением. Наскоро умывшись мутной водой, я с ноющими от холода руками спешу обратно в палатку.
На клеенке между убранными постелями уже расставлены миски с гречневой кашей и кружки с крепким чаем.
— Саша, кажется, нам придется перебираться на берег. В протоке пошла вода.
— Эх, дьявол его забери, какая неприятность! Представляю, каково будет переводить лагерь под дождем.
— Я тоже хорошо это себе представляю, но что же делать — хуже попасть в ловушку. Ешь быстрее, и пройдем к берегу.
После завтрака, вымокнув по пояс в высокой траве, мы подошли к старой протоке. В ее каменистом русле собрались лужи воды, однако нигде не видно, чтобы она текла.
— Да это дождевая вода, — сказал Саша. — Что же ты, Мишка, поднял ложную тревогу!
— А ты погляди в начале протоки, — возразил каюр, — тогда увидишь, дождевая это вода или нет!
Скользя по мокрой гальке, мы двигаемся вверх. На плащах и телогрейках оседает тонкая водяная пыль; я поминутно слизываю с губ дождевые капельки.
Через несколько минут показалась стрелка, которой заканчивается наш остров. Вода в главном русле поднялась почти до края порога, отделяющего его от протоки. Поднимись она еще сантиметров на тридцать — и река хлынет сюда, отрезав нас от коренного склона. Просочившийся из реки маленький ручеек на наших глазах подмывал глинистый берег островка. Таким образом, в лужах протоки собиралась и дождевая вода, и вода из реки.
— Вот что, ребята, — обратился я к спутникам, — положение неприятное. Конечно, прямой опасности нет, и дождь как будто утихает, но воды в реке много, вот-вот она может хлынуть в протоку. Спокойнее сразу перебраться на берег.
— Зачем же переезжать, когда дождя нет, — возразил Николай. — Разве это дождь? Так, морось какая-то!
Он ведает упаковкой нашего многообразного имущества и подгонкой груза для вьюков. Это нелегкий труд даже и в сухую погоду, и, конечно, ему не улыбаются сборы, тем более что из-за дождя и сырости их невозможно проводить вне палатки.
— Большого дождя, правда, нет, но можно ли поручиться, что он не льет сейчас в верховьях?
— Похоже, льет! — Миша показал на плотно закрытые тучами дальние вершины.
— Тогда давайте следить за рекой, — вмешался Саша, — если она будет подниматься, мы всегда успеем удрать!
— Ну хорошо, я согласен, но с одним условием: ты, Николай, поставь на берегу размеченный колышек и, пока варишь обед, почаще посматривай за уровнем воды. Мы тем временем перейдем протоку и поищем новое место для лагеря. Пошли!
К сожалению, коренной берег против островка оказался очень неприветливым. Над заболоченной поймой поднимался старый лиственный лес с густым подлеском. Нам то и дело попадались заросли шиповника, ольхи и жимолости. И без того мокрые ноги утопали в чавкающей дерновине, мы поминутно спотыкались о полусгнившие стволы мертвых деревьев. Высокие кусты пригоршнями стряхивали на нас ледяную воду. Пробродив около часа и отойдя от реки не меньше чем на полкилометра, мы все же не нашли ни одной годной для лагеря площадки.
— Хватит, — сказал я наконец, — нельзя переносить лагерь так далеко от реки, да еще на болото. Вернемся к протоке.
Саша достал из-за пазухи измятую пачку «Беломора» и, с трудом выбрав в ней две уцелевшие папиросы, протянул их нам с Мишей; себе он взял сломанную и долго склеивал ее негнущимися от холода и сырости пальцами.
