По-видимому, из-за какой-то мелкой неисправности выключились магниты, и батискаф сбросил весь балласт. Выйдя через шахту наверх, мы услышали, как аквалангисты с "Эли Монье" шутят по поводу наших пустых балластных отсеков и пропавших батарей.
— Судно чересчур безопасное, — передал Гуо на тендер.
Да, белоглазым акулам есть теперь что нюхать, ФНРС-3 оставил им гору металла.
Так закончилась последняя проверка перед решающим погружением на предельную расчетную глубину — две с половиной мили. Провожая в путь экипаж ФНРС-3, я пожелал успеха Гуо и поздравил ликующего Вильма: он может снова занять свое место в гондоле.
Семнадцатого февраля 1954 года в 100 милях к юго-западу от Дакара мои друзья погрузились на глубину 13 287 футов. Это был рекорд и полное торжество глубоководного судна. На дне абиссали друзья увидели шестифутовую акулу с выпученными белыми глазами и великолепный сад из актиний.
Летом я на месяц оставил "Калипсо", чтобы вместе с Гуо провести на большой глубине съемки аппаратами Эджертона. Папа Флеш создал новые усовершенствованные конструкции в своем институте и вместе с сыном приехал в Тулон, чтобы установить на батискафе две наружные камеры, сопряженные с электронными вспышками, которые нам подарили наши добрые дядюшки из Национального географического общества. Я прибыл на батискаф с двумя ручными кинокамерами и двумя фотоаппаратами. В кабине и так негде яблоку упасть, а у меня еще правая нога была в гипсе. Двадцать лет я не играл в теннис, когда же мой сын Жан-Мишель все-таки заманил меня на корт, я сломал ногу.
Стоя на коленях перед окошком, я обнаружил, что с гипсом далее удобнее — не так сводит ступню.
— Подумай о том, чтобы гипсовать своим пассажирам обе ноги, — предложил я Гуо.
"Эли Монье" снова доставил батискаф к каньону профессора Буркара и остановился в точке, где под килем было 5300 футов. Гуо запросил по радио:
— Буксир отдан?
— Так точно, капитан.
— Пусть покажут Кусто семь предохранителей с электромагнитов.
Аквалангисты выполнили команду, а Гуо тем временем внятно и раздельно читал вслух золотые правила батискафщиков — двадцать предосторожностей, которые нужно соблюсти, чтобы не остаться внизу. Среди облаченных в черные гидрокостюмы аквалангистов ВМС я видел через иллюминатор обоих Эджертонов; они были в плавках. Проверяют свою камеру… Остановившись, Гарольд показал мне один палец, держа его в восьмидесяти дюймах от окошка: на такое расстояние наведена резкость камер. Я снял пробный кадр, запечатлев двух человекорыб. Радио донесло голос с "Эли Монье":
— Алло, батискаф! Марсовые собрались в лодке. Сейчас заберем Эджертонов.
Пожелания доброго пути утонули в море — мы ушли в зеленое безмолвие.
На глубине тысячи футов была почти ночь. Прожектора осветили летящий кверху "снег"; только по этому можно было понять, что мы движемся. Я чувствовал себя словно в тихой комнате в Альпах ночью. Снова мы отметили большое скопление организмов на глубинах от двух до трех тысяч футов, снова из ничего возникали красные кальмары И пропадали, оставляя светящиеся привидения. Я прилежно щелкал затвором — авось хоть один из них окажется в фокусе. Конечно, вероятность успеха была очень мала; настоящая пора для съемок наступит, когда мы достигнем дна.
Нагнувшись надо мной в кабине, подходящей разве что для пигмеев, Гуо манипулировал кнопками и ручками. Я взглянул на манометр: 4500 футов…
— Можно идти медленнее?
Гуо вызвал ливень железной дроби, и скорость погружения упала до нескольких дюймов в секунду. Он посмотрел на эхолот.
— До дна двести футов.
Странно. Нацеленный вниз датчик нащупал дно гораздо выше того, что помечено на карте Тулонской впадины, созданной Буркароы после тщательнейших гидрографических съемок.
Свет прожекторов упал на какой-то неопределенный предмет желтого цвета.
— Ил, — сказал я. — Прямо по носу облако ила. Мы уже на дне.
— Не может быть, — ответил капитан. — Эхограмма показывает, что у нас под килем еще двести футов. Прибор не ошибается.
Я тоже нерушимо верил в технику.
— Если ото не дно, то что же ото? Кальмар выделил облако с дом величиной? Или… или мы коснулись носом склона?
Тусклое желтоватое привидение осталось в стороне, лучи прожекторов пронизывали чистую черную воду. Далеко внизу родилось отражение.
— Оно становится ярче, — доложил я. — Вижу, как свет носовых прожекторов встречает дно футах в восьмидесяти под нами, оба световых круга перекрывают друг друга.
— Приборы показывают четыре тысячи восемьсот футов, — возразил Гуо. — Это в самом деле дно? Похоже, мы пришли раньше времени.
Приближаясь к грунту, я увидел пять акул и большого ската, который взмахнул своими крыльями и улетел. Гайдроп коснулся дна. Его звон прогнал акул. ФНРС-3 приземлился на глубине 4920 футов.
Ко по карте здесь должно быть на 380 футов глубже. Может быть, нас снесло в сторону. Я выглянул в окошко и доложил:
— Мы лежим на неровном илистом карнизе, на краю обрыва.
Гуо не поверил мне. Я предложил ему удостовериться. Он наклонился надо мной, посмотрел в иллюминатор, наконец с озадаченным видом подтвердил:
— Да, в самом деле карниз.
— И хочешь верь, хочешь нет, — продолжал я, — желтое облако появилось оттого, что мы задели склон.
Вода кругом была чистая. Сидя на своей крохотной палубе, мы держали совет. Конечно, виноват эхолот, которым снимали каньон. С глубиной звуковой луч расширяется и уже не может нащупать такие ступеньки, как эта. Прибор дает обобщенные показания, и создается ложное впечатление ровного склона. Развернем батискаф влево на Девяносто градусов, снимемся с уступа и продолжим погружение.
Пока мы совещались, гондола легла на грунт, и гайдроп свернулся кольцом. Гуо сбросил немного балласта, чуть поднялся и включил правый мотор на передний ход, левый — на задний, чтобы развернуться. Но гайдроп увяз, и ФНРС-3 сдвинулся всего футов на пять. Гуо включил оба мотора на полный вперед. Батискаф дергал гайдроп — и не двигался с места. Кажется, мы стали на якорь…
В следующий миг произошло нечто неожиданное. Батискаф подскочил вверх. В иллюминатор я увидел, как с карниза под нами срывается огромный ком слежавшегося ила. Выросла будто шапка взрыва, которая медленно, как в кино, стала расползаться во все стороны. Свет прожекторов отражался от колышущейся, пухнущей желтой массы.
— Гуо, мы сорвали лавину!
Мы натянуто рассмеялись. У меня в голове родилась неприятная мысль: что, если мы вызвали мутьевое течение? Некоторые океанографы считают, что оползни в голове подводного каньона влекут за собой стремительные мутьевые течения, которые несутся над грунтом, сокрушая все на своем пути. Стиснутый в узком ложе каньона оползень набирает скорость и вследствие эффекта Вентури вырывается из подводной долины, проходя сотни миль, прежде чем осесть на дно. Если ФНРС-3 попал в такое течение, нам предстоит неприятная прогулка.
